Книга правителя области Шан

Легизм оказал большое влияние на формирование ортодоксального конфуцианства и бюрократической системы управления, системы, функционировавшей в Китае без каких-либо существенных изменений с конца первого тысячелетия до нашей эры вплоть до начала XX века.

В отличие от легизма, воздействие конфуцианства на развитие Китая оказалось гораздо большим, ибо оно охватывало более обширные сферы жизни нации, и прежде всего духовную. Учение Конфуция во многом определило параметры формирования мышления и национального характера китайцев. Однако, при оценке роли конфуцианства необходимо всегда учитывать, что оно в своем развитии прошло через несколько формирующих этапов — раннее, представленное Конфуцием. Мэн-цзы и Сюнь-цзы, существенно отличавшееся от ханьского, интерпретированного Дун Чжуншу. В свою очередь, ханьское конфуцианство, став официальной идеологией императорского Китая, не стояло на месте — в эпоху Сун (X-XII вв.) выдающийся китайский философ Чжу Си (1130-1200) и его школа подвели онтологический базис под конфуцианские социально-этические воззрения, способствовав дальнейшему развитию философской мысли. Идеалистические концепции Чжу Си и его последователей подверглись переосмыслению и критике конфуцианцев-материалистов, прежде всего Ван Янмина (1472-1529), создавшего «последовательное ценностно-нормативное персоналистическое мировоззрение» и Ван Чуаньшаня (XVII в.).

Процесс становления официальной идеологии был неразрывно связан с развитием государства и прежде всего — императорской системы. Поскольку творцом конфуцианства являлась бюрократия, то она отбирала как из легизма, так и самого учения Конфуция лишь те концепции и институты, которые должны были обеспечить стабильное функционирование императорской системы правления. Новый творец обладал гораздо большими возможностями, свободно распоряжаясь неограниченным временем и фактически неисчерпаемыми интеллектуальными потенциями десятков поколений философов и политиков древнего и средневекового Китая. Этот процесс коллективного творчества служебных единоверцев не прерывался в новое и новейшее время. Естественно, радея о нуждах государства, коллективный творец прежде всего побеспокоился о собственном благополучии.

Над учением Конфуция была проведена искуснейшая, поистине дьявольски изощренная операция — сохранив чисто внешне гуманистическую направленность, необходимую для контактов с обществом, бюрократия полностью приспособила его для себя, став полновластным официальным интерпретатором Учения.

К счастью, на протяжении всего императорского периода сохранялась традиция неофициального толкования, развивавшаяся как бы параллельно — об этом будет сказано отдельно.

Самым главным святотатством, на наш взгляд, было самовольное присвоение бюрократией, точнее ее высшим звеном, статуса «благородного мужа». Все, что с такой симпатией и выстраданной душевной болью говорил Конфуций о «цзюнь цзы» — этом благородном интеллектуальном рыцаре, автоматически распространялось на реально правивший слой чиновников, но с соответствующей поправкой: гипертрофировались лишь права и с той же степенью, но в обратной пропорции сужалось все, что было связано с нравственным содержанием этого образа и его обязанностями перед народом.

Паразитируя на особом статусе «цзюнь цзы» в Учении и негативном отношении Конфуция к закону, бюрократия умело использовала эту легальную возможность для собственного возвышения над законом. В этом, по нашему мнению, кроется одна из основных причин превращения Учения в официальную идеологию — ортодоксальное конфуцианство. Легизм со своей концепцией верховенства закона над бюрократией, отпугнул ханьское чиновничество, которое отвело ему вспомогательную роль. В императорском Китае был сформирован и активно функционировал институт особых привилегий, именуемый «бай» — «восемь суждений» или «восемь установлений».

Укрепив законодательно свое привилегированное положение в обществе, бюрократия приступила к дальнейшей реализации творческих возможностей Учения. Ее особым внимание пользовалась концепция «ли». Все, что говорил Конфуций о «ли», было внесено без каких-либо изменений в официальное конфуцианство.

Отчетливо сознавая социальную опасность легистской доктрины — равенство всех, исключая императора, перед законом (Гуань Чжун: «Законы — это отец и мать народа»), — коллективный разум китайской бюрократии возлагал большие надежды на концепцию «ли» в учении Конфуция. Можно смело сказать, что сердцевиной и душой официального конфуцианства стал модернизированный интеллектуальной служебной элитой институт «ли», игравший гораздо большую роль в жизни общества и государства, нежели закон и право. Идея Конфуция о единстве в «ли» этики и ритуала была развита и инкорпорирована во все поры общества и государства, стала определять поведение каждого — от императора до простолюдина.