Книга про Иваново (город incognito)

– Да, доводилось. Медвежьи охоты чаще всего производятся осенью – на потравах, на овсах, на подкормочных площадках. Медведь, перед тем как залечь в спячку, набирает жир ягодами, при этом у него в желудке скапливается много глистов, аскарид, и, чтобы они его за зиму не съели, он от них очищается овсом – этой шелухой медведь их из желудка как бы выгребает. Двое-трое суток он на этой площадке кормится. Заранее делаются лабазá – своего рода «избушки» на деревьях, метрах в двух с половиной от земли, чтобы обеспечить безопасность охотника, если раненый зверь попробует наброситься.

– Было, что бросались?

– Глазами не видел, но однажды мы шесть суток жили в Кадыйском районе на Костромщине. У нас было около трех полей, где мы сторожили зверя, на трех полях – по одному-два лабаза. В шесть часов вечера все разъезжались по лабазам, сидели там до двенадцати ночи, а потом возвращались в лагерь. На седьмые сутки двое охотников шли на лабаз и обнаружили в поле, еще при солнце, кормящегося медведя, они выстрелили, он убежал в лес, и они отправились к машине за собакой. С собакой они стали его добирать, потому что без собаки по черной тропе догнать животное почти невозможно – кровь на траве видно плохо, если ее немного, а собака покажет, где зверь находится, можно спокойно подойти и добрать. Дальше было как: спущенная собака заработала со зверем, охотники подошли, но большого опыта у них не было – они решили стрелять по голове, а у медведя череп покатый, хорошо обтекаемый, – пуля дала осечку. Медведь был только «подстрижен» – шерсть ему счиркало. Он бросился на охотника, а у того времени на перезарядку уже не оставалось – слава богу, что при нем находилось табельное оружие, из которого он открыл огонь. Одна из пуль обожгла зверю заднюю ляжку, и он свернул, а так мог бы заломать.

4

– Есть особый жанр «охотничьих баек». В твоей практике бывали интересные случаи, которые можно было принять за байку, но которые были на самом деле?

– Мы время от времени занимаемся консультацией непрофессионалов-любителей, берем их на охоту, помогаем с грамотной организацией мероприятия. Была у нас группа, пожелавшая участвовать в добыче медведя. Мы приехали в лес, выпили за знакомство, один человек сильно перебрал, и мы его посадили на самый невыгодный лабаз, куда зверь, по нашим расчетам, вряд ли бы вышел. Человек там уснул, а медведь как чуял. Номер, находящийся на соседнем лабазе, метрах в трехстах от этого, видит следующую картину: выходит медведь и начинает не спеша кормиться в десятке метров от храпящего «охотника». Тот его благополучно проспал! Мало того – через пять минут, вслед за первым медведем, на то же место выходит второй. А «охотник» храпит – ему хоть бы хны! Тот номер на соседнем лабазе весь извелся и изнервничался, наблюдая за тем, как и второй зверь, набив себе брюхо, спокойно удалился.

– Наверно, многие нынешние владельцы ружей относятся к охоте как к баловству?

– Да – как к хобби, как к отдыху: приехал – выпил. Но это не охотник, который так поступает. Охотник – тот, кто знает лес, знает зверя, умеет его найти, распутать след, а не погулять с ружьем, как на пикнике.

– Я часто встречаюсь с представителями различных творческих профессий, и многие сетуют на то, что нет наследников, что среди молодежи мало кто подхватывает их ремесло – хоть в физике, хоть в живописи. Любопытствующих много, занимающихся много, но эти таланты не вырастают в мастеров. Есть такая тенденция в охотничьем мире?

– К сожалению, есть. Нечасто встретишь людей моего поколения с таким багажом знаний, который дали мне. Я не хвалюсь. Настоящие профессионалы – это, как правило, люди старой закалки, из поколения моего отца. Конечно, есть молодые охотники – они по-своему амбициозные, но для них охота скорее развлечение, а не принцип жизни. Раньше в деревне почти все пацаны, у кого была такая возможность, вешали на плечи ружья и уходили в лес, учились, пробовали, испытывали себя, а сейчас никому ничего не надо. Дай бог, если один-два таких паренька в поселке найдутся. Тесно никто не занимается охотой – в выходные балуются, выезжают, гоняют на снегоходах с ружьями, но они же всё знают поверхностно, вприглядку. Сам труд обесценился, обесценились наши знания. Раньше за две шкурки убитой лисицы можно было получить нормальные деньги, а сейчас – две-четыре тысячи рублей. Невыгодно заниматься.