Книга радости. Как быть счастливым в меняющемся мире

– Причиной отчаяния бывает сильное горе, но отчаяние также может быть защитной реакцией, когда мы испытываем разочарование и душевную боль. Быть безразличным и циничным проще, спокойнее для нашего «я», ведь в отличие от надежды безразличие и цинизм не требуют демонстрировать уязвимость и рисковать. Выбирая надежду, мы выступаем вперед и подставляем грудь стихии и воющему ветру, но знаем, что со временем гроза утихнет.

Надежда – противоядие от отчаяния, – объяснил архиепископ. – Но ее не бывает без веры, даже если это вера не в Бога, а в присущую людям доброту или в то, что жизнь сама выведет нас на правильный путь. Надежду также подпитывают отношения с людьми и чувство общности – неважно, со знакомыми людьми или с теми, кто страдал за человечество до нас, – Ганди, Кинг, Мандела и многие другие. Отчаяние заставляет погружаться в себя. Надежда бросает в объятия таких же, как мы.

А потом архиепископ повернулся ко мне и сказал нечто очень личное, но вместе с тем универсальное.

– Надежда и любовь во многом схожи. Вот почему ты сделал предложение Рэйчел? С чего решил, что это надолго? У тебя не было доказательств. Многие люди влюбляются так же сильно, как ты. Но через несколько лет разводятся. А ты в глубине души знал, что она предназначена для тебя, и она знала, что ты предназначен для нее. И видишь? – рассмеялся он. – Вы не ошиблись.

Одиночество: незнакомых людей не бывает

– Люди в современном обществе ощущают глубочайшее одиночество, – сказал Далай-лама. Завершив чаепитие, мы вернулись к обсуждению.

Беседа началась с темы об одиночестве, отчуждении и новой тревожной статистике. Социолог Линн Смит-Ловин провела исследование и обнаружила, что число близких друзей у большинства современных людей сократилось с трех до двух. У нас сотни «друзей» в Facebook, но настоящих, действительно близких друзей становится все меньше. Сильнее всего меня обеспокоило другое: примерно один из десяти участников исследования признался, что у него вообще нет друзей.

– Люди, живущие в больших городах – в Америке ли, в Индии, неважно, – очень заняты. Хотя они видят друг друга регулярно и могут быть знакомы несколько лет, это нельзя назвать истинной человеческой близостью. И когда происходит беда, люди чувствуют себя очень одинокими, потому что не к кому обратиться за помощью и поддержкой.

Я рос на Манхэттене среди семи миллионов нью-йоркцев и прекрасно понимал, о чем говорит Далай-лама. В детстве я даже не знал соседей по этажу. Слышал только, как двери их квартир закрываются с металлическим лязгом, а затем поворачивается ключ в замке. Если мы и встречались у лифта, то почти не разговаривали и старались не смотреть друг на друга. Меня всегда поражало это сознательное избегание контактов. Наконец я решил, что это защитная реакция городских жителей, которым приходится сосуществовать в тесном, ограниченном пространстве.

– В деревне гораздо более развито чувство общины, – объяснил Далай-лама. – Когда возникает проблема личного или семейного характера, ты знаешь, что можешь обратиться за помощью к соседям. Но и в городах с миллионным населением мы несем ответственность друг за друга, даже если незнакомы лично.

Я вспомнил запертые двери на своем этаже. Как можно нести ответственность за незнакомых людей? Эти двери и невидимые люди за ними были постоянным напоминанием, что между нами нет связи. Но теперь, слушая Далай-ламу, я думал, что в моем детстве люди избегали смотреть друг другу в глаза у лифта или в метро, потому что им было стыдно. Им не нравилось, что при столь небольшом расстоянии друг от друга они так далеки эмоционально.

– Мы все принадлежим к одному человеческому роду, – проговорил Далай-лама, возвращаясь к одному из самых глубоких принципов своей философии. – Незнакомых людей не бывает. Стоит увидеть друг друга, взглянуть в лицо любому человеку, и мы понимаем – перед нами брат или сестра. Неважно, знакомы мы или нет, – всегда можно улыбнуться и сказать: «Привет».

Я вспомнил, сколько раз пытался улыбнуться людям у лифта или в метро, пробовал заговорить с ними по-дружески. Иногда ответом на мои попытки действительно была растерянность – в нашем обществе это не принято. Но часто они все-таки улыбались с облегчением, и мы словно выходили из оцепенения, вдруг понимая, что между нами есть что-то общее.

– Мы живем в обществе потребления, – продолжал Далай-лама. – В картине мира материалиста нет места любви. Он лишь работает двадцать четыре часа в сутки, как заведенный. И мы постепенно становимся частями огромной движущейся машины.

Далай-лама дал определение «ноющей боли в груди» современного общества – необычайно распространенному недугу. Мы уже забыли, что это не норма. Я подумал о понятии убунту , которое упомянул архиепископ: мы обретаем себя через отношения с другими людьми; наша истинная природа раскрывается лишь во взаимосвязи с окружающими.