Книга третья: Горы и оружие

Он всыпал кофе в закипевшую воду, живо снял котелок с огня.

– Предвижу, что дальше, – сказала Кэти. – Курды-горцы, курды-горожане и курды-политиканы режутся друг с другом во имя курдского освобождения, а иранцы истребляют их тем временем.

– Ты слишком строга к курдам. В сорок шестом они боролись молодцами.

– И до чего же доборолись? Сколько их было повешено? Так есть ли смысл им опять браться за прежнее? И еще тебя вовлекать – я ведь знаю Затко.

Мак-Грегор словно не слышал. Он привстал, внимание его сосредоточилось на птице, описывавшей четкий круг над мерзлой землей в полумиле от них.

Кэти молча глядела на мужа.

– Мне с тобой трудно становится, – проговорила она, рассерженная наконец его сосредоточенным видом, – Вот ты уже и не слушаешь.

– Прости, – поспешно отозвался он. – Я наблюдал, как степной сарыч мышкует.

Кэти упорно смотрела на мужа, как бы запрещая ему снова отвести взгляд.

– Ты принимаешь даже окраску этой местности, – сказала она. – Твои волосы, и глупые глаза, и ботинки, и одежда, и даже это твое упорное скрытничанье вчера и сегодня. Возвращение в родную стихию, не так ли? – И она сердито указала рукой на горы.

– Ну полно, Кэти, – сказал он мягко. – Я скучал по тебе и не шутя рад твоему приезду.

Желая уйти от ее испытующих глаз, он вынул карту, надел очки в стальной оправе и углубился в изучение карты и гор. И снова его фарфорово-чистое со светлым загаром лицо – костистый тонкий нос, строгий высокий лоб – приняло сосредоточенное выражение.

– Ах, ради бога, – вырвалось у Кэти. – Не надо этого.

– Чего не надо?

– Очков не надо и не уходи в себя, побудь со мной.

Он спрятал очки и сложил карту. Кэти знала, что он до сих пор очень застенчив, так и не научился обороняться от неловкости таких моментов и эту незащищенность нетрудно использовать против него. Но каким же иным и лучшим способом встряхнуть его?

– Как бы то ни было, – сказала она, – но ясно, что Затко не явится, и давай-ка трогаться отсюда, пока я не рассвирепела окончательно.

– Подождем его еще несколько минут.

– Но он хоть сообщил тебе, что ему от тебя надо?

Мак-Грегор покачал головой:

– Он только слал мне настоятельные призывы, прося меня прибыть в Синджан до пятнадцатого числа, если я ему друг и мне дороги интересы всех курдов и так далее.

– Типично курдский способ добиться от тебя чего-то.

– Пожалуй.

– И ты понятия не имеешь, что им от тебя нужно?

– Не имею. Но, судя по всему, нужно это им отчаянно.

– И ты бросил все дела в Тегеране только ради свидания с курдами?

– Нет. Мне, так или иначе, нужно было сюда по делам ИННК.

Мак-Грегор работал в Иранской национальной нефтяной компании главным ученым специалистом отдела изысканий и залежей.

Застегнув свою дубленку, Кэти пошла вниз по склону за Мак-Грегором.

– Иранцы выгонят тебя вон, если ты вздумаешь сейчас стать на сторону курдов.

Он развел руками, не возражая и не соглашаясь.

– И ты знаешь, что я не огорчусь, если выгонят, – продолжала она. – Нисколько не огорчусь.

– Ну ну, Кэти… Не будь такой.

– Ты знаешь, что я хочу сказать.

– Я знаю, ты хочешь, чтобы я распростился с Ираном. Но Европа может и еще немного подождать,- сказал он не оборачиваясь.

– Нет, не может. – Кэти сделала глубокий вдох, чтобы отдышаться. – Тебе уже пятьдесят, и мне тоже. И былую нашу молодую увлеченность этой страной поглотил без следа и остатка вечный восточный кавардак. Все миновало, Айвр, – продолжала она, видя, что его спина упрямо напряглась. – Позади двадцать три года неудач, домашних арестов, бог знает чего, и все ты отдавал, и ничего не получал взамен, и только зарывал здесь свои таланты – и настала пора уходить.

– Это тебе просто после Европы так кажется, – сказал он шутливым тоном.

Первоначально Кэти поехала в Европу лишь присмотреть за тем, как сын Эндрю устроится в Оксфорде, в Бейлиольском колледже, а дочь Сеси в Париже, в Школе изящных искусств, но потом осталась еще на пять месяцев, ибо двадцать три года в Иране, отданные борьбе за одно правое дело безнадежней другого, исчерпали наконец ее силы.

– Я не допущу, чтобы ты канул в эти горы, пропал без следа, – проговорила она. – Существует ведь другой мир вдали от всего этого, процветающий, ничуть не эфемерный.

– Разумеется.

– И значит, нечего тебе впутываться в курдские дела.

Он промолчал. И тут впервые обратил внимание на то, что она по-модному подстригла свои длинные волосы.

– Зачем ты это?

– Что – зачем?

– Остриглась зачем?

– Затем, что мне осточертела прежняя прическа. Кстати, вчера, когда я приехала, ты даже и не заметил.

Он сердито покраснел, повернулся и зашагал дальше, ведя Кэти по тусклым каменным скатам, скользким от покрывающей их тонкой корки черного льда. «Осторожней ставь ногу», – предостерегал он в опасных местах. Двигались без разговоров. Мак-Грегор шел не торопясь, но все равно знал, что в этом горном разреженном воздухе жену медленно и верно одолевает усталость.

Сделали привал, долго и молча подкреплялись, а с полудня снова шли, и он все так же молчаливо и сосредоточенно выбирал маршрут полегче по чересполосице склонов. Но временами он забывал, что за спиной идет Кэти.