– Мне кто-то позвонил и сказал, что Сеси в восемь часов арестовали во дворе Сорбонны, – услышали они голос тети Джосс.
– А куда увезли, сказал? – спросила Кэти.
– Я не уточнила, Кэти, душенька. Я ведь знаю, что ее отпустят, лишь только выяснится, кто она такая.
С тяжким вздохом – как же безнадежно отстала от жизни тетя Джосс! – Кэти спросила ее, кто был звонивший. Но и этого тетя Джосс «не уточнила».
– Если будут какие-нибудь вести, позвоните мне сюда, – сказала Кэти и дала номер телефона. – И пожалуйста, тетя Джосс, в следующий раз спрашивайте, кто звонит.
– Хорошо, Кэти, душенька.
Положив свою трубку, Мак-Грегор сказал Мозелю, что хотел бы еще ночью вернуться в Париж. Если бы узнать, в котором часу ближайший рейс Ривьера – Париж, и если бы Мозель смог доставить его в Ниццу, в аэропорт, откуда летают рейсовые самолеты…
– Быть может, этого и не потребуется, – сказал Мозель. – Ее, вероятно, увезли в полицейский участок на Сен-Сюльпис. Подождите минутку, я выясню.
– Хорошо, – сказал Мак-Грегор. – Но все же надо бы вернуться в Париж.
– Погоди, – сказала Кэти… – Возможно, у Ги это проще получится.
Проще – означало нажать на рычаги инстанций по нисходящей. Мак-Грегор слушал, как, узнав номер участка на Сен-Сюльпис, Мозель говорит затем с одним, с другим полицейским чином и добирается наконец до нужного ему человека. Есть ли среди арестованных студентов une anglaise Сесилия Мак-Грегор? Заминка на том конце провода; Мозель резким тоном велел полицейскому проверить по спискам и после краткой паузы кивнул. Прикрыл рукой микрофон трубки.
– Она в участке на Сен-Сюльпис, – сказал Мозель. – Но их хотят перевезти в Нотр-Дам-де-Шан.
– Как она там? Не ранена?
Опять жесткие слова в трубку; оказалось, что Сеси цела и невредима.
– Хотите, я устрою, чтобы ее выпустили? – обратился Мозель к Мак-Грегору, и тому пришлось по душе, что вопрос обращают к нему, хотя ответила за него Кэти:
– Ну конечно!
Мозель спросил в трубку, достаточно ли его, Мозеля, слова для немедленного освобождения девушки. Или же придется позвонить министру? Выслушав ответ, Мозель опять прикрыл трубку ладонью, сказал:
– Он говорит, что им приказано выдворять из Франции всех иностранцев, участвующих в демонстрациях. Он согласился выпустить ее сейчас безотлагательно, но говорит, что, если начнут следствие, заведут дело, тогда ей будет грозить высылка из Франции.
– А вы можете устроить так, чтобы не было следствия?
– Могу. Но это лучше не по телефону.
– Все равно мне надо ехать, – сказал Мак-Грегор, переглянувшись с Кэти.
– Ги, простите, ради бога, – сказала Кэти.
– Ну, о чем речь. Но прошу вас, не тревожьтесь. Я позабочусь, чтобы не было ни следствия, ни дела. Утром сразу же отправимся. Вас это устраивает? – спросил Мозель Мак-Грегора. – Хотите, вылетим в Париж сейчас же. Только все равно я ничего не смогу там сделать до утра.
– Нет, нет. Вполне устраивает, – сказал Мак-Грегор. – Большое спасибо.
– Временами просто беда с нашей Сеси, – сказал Мозель, как бы изымая Сеси из-под отцовского крыла и беря под свое покровительство – и это резнуло слух Мак-Грегора.
Кэти и Мак-Грегор сошли вниз и легли спать, намеренно не обменявшись ни словом о Сеси. К чему ссориться? А ранним утром, хрустально-чистым на четырехкилометровой высоте, они плавно понеслись от моря над голубой полосой Роны, и к девяти часам Мозель доставил их к тете Джосс. Он сказал, что тотчас отправится улаживать дела Сеси, но на это может потребоваться время, так как сегодня суббота.
– Приходите-ка обедать в понедельник на Пийе-Виль, – сказал он Мак-Грегору, – и я сообщу вам, что смог выяснить относительно курдских денег.
– А где это Пийе-Виль? – спросил Мак-Грегор. – И что это такое?
– Это улочка между улицами Лафайета и Лафита, – пояснил с улыбкой Мозель, – сразу за бульваром Османна. Дом пять, подъезд «А». Позвоните и не удивляйтесь, если прождете несколько минут, пока спустятся и откроют. Это мой личный вход.
Мак-Грегор поблагодарил Мозеля за хлопоты и за гостеприимство. Поцеловав Кэти, Мозель уехал, а они принялись колотить в деревянные ворота, будить Марэна. И пока Марэн там у себя натягивал штаны, они молча ждали – говорить по-прежнему было не о чем.
Сеси не только оказалась дома, но и встала уже и сидела за завтраком у тети Джосс, когда Кэти оповестила в холле о своем прибытии. И Сеси выбежала к ним, вытирая салфеткой слегка вспухшую губу.
– Что это у тебя? – спросила Кэти, коснувшись пальцами ее лица.
– А-а, локтем кто-то двинул, – отмахнулась Сеси.
– Полицейский?
– Не знаю. Не разобрать было в суматохе.
– Тебе ведь велели держаться в стороне.
– Я и держалась, – возразила Сеси. – Стояла во дворе – на лестнице, под статуей Виктора Гюго, а они как налетели и погнали меня вместе со всей толпой. Одного парня сграбастали, а заодно и меня. Вот и все.
– Тебе повезло – могли избить как следует и бросить на месяц в тюрьму, – заметила Кэти.
– Ну что ты, мама! Меня и не допросили даже.
– Потому что за тебя похлопотал Ги Мозель.
Сеси удивилась, затем возмутилась:
– Ах, вон оно что! А я думала, это потому, что из студенток одну меня арестовали.