– Да, но мы никогда с этим не примиримся, – сказал Мак-Грегор, чувствуя, что ему по душе этот американец, с ним можно говорить честно. – Проблема выходит за рамки практической.
– Так ли, этак ли, но вам бы стоило по крайней мере съездить с этим предложением к старине кази.
– Не могу, – покачал Мак-Грегор головой.
– Почему?
– Я знаю, что оно реально означает.
– Вы делаете ошибку, – убеждал Кэспиан. – Возможно, они его примут.
– Возможно. Но я в этом не участник.
– Взгляните трезво, – напирал Кэспиан. – Этим ли, другим ли путем, но мы добьемся своего. Нам нетрудно изолировать, запереть кази намертво в голых горах.
– Не будьте в этом чересчур уверены, – возразил Мак-Грегор. – Теперь им туго, но вы не сможете занять там каждую ложбину и каждый склон, даже располагая людьми ильхана.
– Есть и другие способы. – Кэспиан повернулся к Мозелю и спросил: – Где этот грек или кто он там?
– Одну минуту, – сказал Мозель, отворил боковую дверь, позвал. Явился «грек» – низенький и толстый головастый человечек явно не греческой наружности.
– Мосье, мосье, мосье, – закланялся он, как болванчик, на все стороны.
– Это Сулейман, – сказал Кэспиан, не глядя на Сулеймана. – Он один из подписавших соглашение о концессии, которую ваш Комитет предоставил компании «Леанко», он уплатил Комитету те деньги, розыском которых вы занимались. Вам о нем известно?
– Известно.
– Так вот, – продолжал Кэспиан, – мы купили у него долю участия в этом соглашении, дающую контроль над всей концессией. С соблюдением всех формальностей…
– Даже так? – проговорил Мак-Грегор.
– Да-аже так, – протянул с преувеличенным американским акцентом Кэспиан.
Мак-Грегор поднялся с кресла.
– Там у меня где-то плащ, – сказал он Мозелю.
– Но послушайте, Мак-Грегор, – сказал Эссекс. – Нельзя же так вот просто взять и уйти.
Мак-Грегор надел плащ.
– Уж извините, – повернулся он к Кэспиану. – Но нам с вами… Хотя что уж…
Мозель проводил Мак-Грегора к дверям, негромко сказал:
– Мне жаль, что оказалось невозможно избежать этого финала. Но вы держались стойко, Мак-Грегор. Очень стойко.
Когда Мак-Грегор сообщил Кэти, что дело кончено и он потерпел неудачу, Кэти глубоко вздохнула:
– Вот и слава богу. – А затем прибавила: – Все же правы китайцы. Если курдам когда-либо удастся изменить свое положение, то лишь в том случае, если они будут действовать собственными силами, без посторонней помощи. И твоя удача или неудача все равно мало что значит.
– Китай освободился, – возразил Мак-Грегор, – только после того, как японцы были разбиты с посторонней помощью, и помощь оказана была немалая.
– Ладно уж, – сказала Кэти. – Я не собираюсь начинать политический спор. И никогда не стану снова заводить об этом деле речь, раз с ним покончено.
Был восьмой час вечера, они одевались, готовясь ехать к Жизи Марго. Кэти подняла к свету чулок, требовавший пристального осмотра, но вместо этого пристально всмотрелась в мужа.
– Ведь ты с ним полностью покончил?
– Нет. Не совсем, – ответил Мак-Грегор после длинной паузы, решив быть честным до конца.
Она перестала одеваться, подошла к нему.
– Что же ты можешь теперь? Что тебе тут осталось?
– Не знаю еще, – ответил он. – Но мне это слегка напоминает обстановку во Франции. Весь народ на улицах, но у студентов с языка не сходит слово «революция», но положение остается в точности таким, как прежде.
– Не вижу, при чем тут Франция.
– Похоже, что все мы боремся с незримым противником, с каким-то недосягаемым врагом.
– Ты потерпел неудачу – и вопрос исчерпан, – сказала она твердо и опять занялась одеванием. – Упакуем чемоданы и вернемся в Лондон. Завтра же.
– Нет. Уехать я еще не могу.
– Но почему же? За что тут осталось цепляться?
– Не в цеплянии дело, а в том, что оружие еще в Марселе и достанется ильхану, если я просто уеду и брошу все. Не могу я…
– Нет, можешь, – прервала Кэти, натягивая и дергая чулок так свирепо, точно он был не из нейлона, а из стали. – Знаю я твои планы. Но ты и думать об этом забудь.
– У меня нет никаких планов, – заверил он.
– Им прекрасно известно, что задумал Таха, – предостерегающе сказала Кэти. – И ты не впутывайся, слышишь. Уж этого я не позволю.
– Пусть так, – сказал он. – Но я не вижу иного выхода.
Однако Кэти не намерена была вступать в дискуссию.
– Нет и нет, – отчеканила она. – И говорить об этом не хочу. Дело кончено, и не желаю я больше волноваться.
– Хорошо, – сказал он и, сойдя вниз, стал дожидаться Кэти во дворе. Там, в бывшей конюшне, в железной бочке, у Сеси хранилось полсотни литров нормированного бензина, и Сеси занята была сейчас переливанием его через трубку в бак.
– Тьфу, гадость, – выплюнула она попавший в рот бензин.
Она все еще отплевывалась и откашливалась, когда Кэти сошла к ним.
– Ей бы мальчишкой быть, – сказала Кэти Мак-Грегору.
– Ничего, и девчонкой сойдет, – ответил он, понимая, что лучше поддерживать нейтральный разговор, подстраиваться к Кэти.