– Нет, просто никаких больше куаферов и укладок. Никаких, никогда. Да мне их и не надо, правда ведь?
– Правда. Хоть остригитесь вовсе – все равно останетесь такая же.
Жизи порывисто протянула руку, тронула его обрадованно за рукав.
– Как восхитительно слышать это от вас. А от другого было бы противно.
– Но ведь это правда, – сказал он.
– О чем вы там беседуете? – спросила наконец Кэти, и Мак-Грегор очнулся.
Все за столом повернули головы: ждали, что он скажет. А он уперся взглядом в рыбу, лежавшую перед ним на тарелке. Как она сюда попала? И где несъеденное авокадо?
– Беседуем на политические темы, как и все здесь, – отозвалась Жизи.
– О чем же именно? – спросила Кэти.
– О моих политических убеждениях.
– Вот не знал, что у тебя они есть, – проговорил Аристид Марго.
– Не глупи, Аро.
– А кто вы по убеждениям, Жизи? – полюбопытствовала Кэти.
– Жизи, как и ее брат, роялистка, – добродушно промолвил Кюмон.
– Ни в чем я на Ги не похожа, – возразила Жизи. – Ни в чем решительно.
– Жизи абсолютно вне политики, – пояснил Ги. – И прежде и теперь.
– Вовсе нет. Но я, во всяком случае, не роялистка, как все вы.
– Tiens! Тогда за кого же ты была на прошлых выборах?
– Не за де Голля.
– Месяц тому назад, Жизи, ma chere, вы осуждали Кон-Бендита, – напомнила мадам Кюмон. – Разве это не голлистская позиция?
– Не смешите меня, Мари-Жозе. Мне противен Кон-Бендит. Да и кому он приятен? Но дело в том, что все вы рядитесь в политические тоги, а я хожу нагишом.
– Очаровательный наряд, – сказал Эссекс, – и я уверен, что Мак-Грегору он нравится.
Все засмеялись, и Мак-Грегор понял, что Жизи отвлекала от него общее внимание, а Эссекс намеренно опять нацелил на него разговор.
– Сам-то Мак-Грегор не гол политически, – сказал Ги Мозель. – Английские нонконформисты, приверженцы шотландской знаменитой камеронианской ереси, всегда морально ангажированы.
– Нет, нет, – запротестовал Эссекс, – Мак-Грегор в душе презирает политику. Не правда ли, Мак-Грегор? Ну-ка. Отвечайте нам.
– Я отнюдь не презираю политику, – сказал Мак-Грегор.
Слушатели молча ожидали продолжения.
– И это все, что мы от вас услышим? – спросил Кюмон. – Ну а…
– Я политику не презираю, – твердо повторил Мак-Грегор, стараясь сохранять спокойствие. – И все вы прекрасно это знаете.
– Требуются объяснения, Мак-Грегор, – сказал Эссекс. – Не отмалчивайтесь!
– Что вы такое говорите! – почти закричала на Эссекса Жизи. – С какой стати ему давать здесь объяснения?
– Но ведь слова – не пустой звук, Жизи, и требуют обоснования, – сказал Эссекс, неожиданно для себя вынужденный перечить прелестной женщине и огорченный этим.
– Еще Паскаль сказал, что честному человеку всегда лучше молчать о своих политических взглядах.
Мозель уронил нож и вилку на тарелку.
– Жизи! Ничего подобного Паскаль не говорил, – укорил он сестру.
– Ну, значит, Ламартин.
– Чепуха.
– Да кто бы ни сказал, какая разница?
– Разницы никакой, дорогая, – мягко сказал Эссекс. – Я пытаюсь лишь выяснить политическую позицию Мак-Грегора. Как-никак в Париже теперь воздух насыщен политикой.
– Мак-Грегор делает то, что должен делать, – ответила Жизи Эссексу. – И в этом его позиция.
– Что же именно он делает? – спросил с улыбкой Эссекс.
– Делает то, чего вы не можете, – ответила Жизи. – Уж это ясно.
– То есть турок стреляет? – весело уточнил Эссекс.
– Что ж! – презрительно сказала Жизи. – Если стреляет, то не промахивается и не болтает об этом потом до одурения.
– И тем не менее, – возразил Эссекс, явно задетый за живое, – такие вещи требуют объяснения. Вы согласны, Мак-Грегор?
Жизи не дала Мак-Грегору ответить.
– Всякие объяснения на званых ужинах неминуемо сводятся ко лжи, – отчеканила она.
– Вот и дайте ему лгать самому за себя, – возразила ей Кэти, и Жизи встрепенулась, готовая оборонять Мак-Грегора даже от Кэти, защищать его всем своим арсеналом копьевидных пальцев, разгримированных век и быстрых узелков французской речи. Но Мак-Грегор опередил ее.
– Я, собственно, не знаю, о чем тут спор, – обратился он к Эссексу.
– О тебе, милый, – не без ехидства проговорила Кэти. – А ты и не слушаешь?
Опять все засмеялись, кроме Марго, проявлявшего полное невнимание.
– Не давайте им объяснений, – сказала повелительно Жизи. – Никаких и никогда.
– Но скажите на милость, зачем ему ваша защита, Жизи? – воскликнула Кэти. – У него есть собственный язык. Айвр сам за себя может постоять.
Подали тушеную говядину – поставили перед каждым изящную, плотно закрытую медную кастрюльку, еще скворчащую от тугого жара.
– Они просто дразнят меня, Жизи, – сказал Мак-Грегор. – Пусть их.
– Я отнюдь не дразню, – заверил Эссекс. – Я вполне серьезно спрашиваю.
– О чем?
– Я не шутя хотел бы знать, как происходит в вас деление на половину восточную и половину западную. Или, скажем, на ученого и на истребителя турок. Какая из этих вечных половинок выражает вашу суть, Мак-Грегор? В частности, какая ваша половинка займется теперь вагонами с оружием для курдов? Что вы предпримете? Ведь вы как-никак затем и приехали в Европу.
– А что я должен предпринять?