Книга утраченных сказаний. Том I

Мы робко шли, рука в руке,
(15) след оставляя на песке,
сбирали жемчуг и коралл,
а в кронах рощ не умолкал
 хор звонких соловьев.
В ведерки с серебром поймав
(20) лучистый блик морских валов,
мы убегали в царство трав,
сквозь сонный дол, витым путем,
что впредь уже не обретем,
меж золотых стволов.

(25) Не схож ни с ночью и ни с днем
извечный вечер той поры,
когда впервые нам вдвоем
 открылся Дом Игры:
отстроен вновь, но стар на вид,
(30) и золотой соломой крыт;
 ряд створчатых окон глядел
 на море с высоты.
И здесь же — наш ребячий сад:
редис к обеду, кресс-салат,
(35) и незабудки, и люпин —
 душисты и густы.
Самшит кустился вдоль дорог,
а дальше — наш любимый дрок,
алтей, дельфиниум, вьюнок
(40) и алых роз кусты.
Повсюду — детский говор, смех,
шум, — но особняком от всех
 держались я и ты.

Кто норовил друзей облить
(45) из леек золоченых,
Кто собирался возводить
дома, помосты в кронах
 и города средь трав.
Кто догонял цветных стрекоз,
(50) кто напевал себе под нос,
кто, в ожерелье из цветов,
кружился в танце вновь и вновь,
 кто, на колени встав
пред принцем нескольких годков
(55) в венце из ярких ноготков
слагал строку к строкам.
Но двое, локоны смешав,
склонив головки, не спеша,
 бродили по садам,
(60) за руки взявшись, — и о чем
шел разговор у них вдвоем —
 известно только нам.

(Перевод С. Лихачевой

)

Примечательно, что стихотворение называлось Домик, или Приют Утраченной Игры, в то время как описывается в нем Домик Детей в Валиноре близ города Кор; но это, по словам Вайрэ (с. 19), «Домик Игры Сна, а вовсе не Утраченной Игры, как неверно говорится в песнях людей».

Я не стану пытаться анализировать или разъяснять идеи, заложенные в стихотворениях о «Домике Детей». Читатель, как бы уж он их не проинтерпретировал, вряд ли нуждается в помощи для того, чтобы распознать личностно значимые, вполне определенные эмоции, лежащие в основе всего этого.

Как я уже говорил, концепция, согласно которой смертные дети во сне приходили в сады Валинора, вскорости была целиком и полностью отвергнута; в окончательно сформировавшейся мифологии для нее не нашлось бы места, а уж тем более для предположения, что в один прекрасный день в некоем обозримом будущем «дороги через Арвалин к Валинору заполонят толпы сынов и дочерей человеческих».

Точно так же вскорости исчезла вся «эльфийская» миниатюрность. Замысел Домика Детей уже существовал в 1915 г., как явствует из стихотворения Ты и Я, ив том же году, и даже в тех же самых числах апреля, было написано стихотворение Шаги гоблинов (или Cumaþ þá Nihtielfas), касательно которого в 1971 г. отец заметил: «Хотелось бы мне на веки вечные похоронить злосчастный стишок, воплощающий все то, что я (очень скоро) пламенно возненавидел»[20]. Однако следует отметить, что в ранних набросках говорится, будто эльфы и люди в прошлом были «сходны ростом», и миниатюрность (а также прозрачность и расплывчатость) «фэери» — одно из следствий их «угасания» и напрямую связано с владычеством людей в Великих Землях. Но к этому вопросу я вернусь позже. В связи с этим, миниатюрность Домика представляется крайне странной, поскольку свойство это само по себе кажется чем-то особенным: Эриол, который на протяжении многих дней странствовал по Тол Эрэссэа, поражен тем, что жилище вмещает столь многих, и ему отвечают, что все входящие должны быть либо стать совсем малы. Но ведь Тол Эрэссэа — остров, населенный эльфами.