Книга в синей обложке

Наступает минутная тишина, и становится слышно громкое мурлыканье кошки, разлегшейся у Майкла на коленях. Прищуренные зеленые глаза снисходительно обозревают странных людей, которые суетятся, спорят и выходят из себя по непонятным для кошки причинам.

— Я попросту его не узнавал, — добавляет Итон. — Джонни всегда такой открытый был и доброжелательный. А тут пошли разговоры, что мы ему завидуем. Как сейчас помню, я долго бился над одной теоремой, пытался найти альтернативное доказательство. Ну, мне это было интересно… Джонни в пять минут набросал правильное решение. Однако с такой пренебрежительной ухмылкой… Я чувствовал себя бездарным ничтожеством. Не понимаю, зачем ему вдруг понадобилось самоутверждаться. Джонни и так был вне конкуренции. Человек эпохи Возрождения, только родившийся в наше время. Не было сферы, которая бы ему не давалась. А потом, ни с того, ни с сего…

— В открытых и доброжелательных порой таится нечто непредсказуемое на самом дне, — отвечает Роджер. — С замкнутыми или раздражительными даже проще иметь дело, как ни парадоксально. Я долго этот вопрос изучал. И выбор профессии переменил после того случая, кстати. Хотелось понять, как можно противостоять чужому влиянию.

— Может, ты еще понял, что за… сущность на нас влияла?

— Я же не парапсихолог. Если уж принять на веру, что это реальное происшествие… А мы-то знаем: все было на самом деле. Мне кажется, Фейт — это то, что можно назвать неприкаянной душой. Ей не было покоя, искала выход к миру людей. Хотя мир со времен ее гибели изменился, люди в основном остались прежними. Каким-то образом Фейт проникла в мысли и сны Майкла. В принципе, объяснимо. У него, как у творческой личности, повышенная чувствительность и восприятие другое. Фейт удалось использовать чужой талант. Текст написан так, что на события невольно смотришь глазами Фейт и становишься на ее сторону. Между прочим, Майкл, ты на вопросы анкеты не ответил. Просил ведь тебя много раз. Я же статью пишу по психологии творчества…

— Роджер, как ты можешь сейчас о чем-то постороннем думать?! Отвечу потом, обещаю.

— Ловлю на слове. Так вот, когда была создана книга, призрак получил способность воздействовать на людей. У кого было нечто темное на дне души, если выражаться образно. На меня в том числе. Мы тогда слишком юные были. Не справились с первым испытанием. Оно нас развело, отдалило друг от друга надолго.

— Даже хорошо, что школа заканчивалась, начиналась новая жизнь, — добавляет Итон. — Мне, например, стало сложно общаться, даже видеться лишний раз не хотелось. Несчастный Джонни встал между нами. Мы разлетелись в разные стороны, чтобы не вспоминать о прошлом.

— Вы смотрели на меня с упреком, будто гибель Джонни на моей совести. Даже ты, Кэти, — говорит Майкл.

— Неправда! — впервые за все это время подает голос Кэтрин.

— Может быть. Но мне тогда так казалось. К сожалению, это еще не все. История потом продолжилась, только уже в Лондоне…

Глава 36

— Может, хватит, Майкл? — неуверенно говорит Фред. — Что было, то миновало. Поговорили, вспомнили и снова забыли.

— Нет! Я и так достаточно долго скрывал. Все равно уже, кто что подумает, по правде говоря…

Когда переехал в Лондон, жизнь сразу переменилась. Огромный город, новые люди, колледж, в котором давно мечтал учиться… Потом всякие заботы по обустройству — мы с однокурсником снимали пополам маленькую квартиру в старом доме, недалеко от колледжа. Все здешнее как-то быстро отошло на второй план и потускнело. Да я и сам старался не вспоминать о прошлом. Даже на каникулы не приезжал. Родители не настаивали, понимали, почему не хочу пока наведываться домой.

В литературном мире пробиться очень трудно. А когда у тебя никакой поддержки, и ты всего лишь приехавший из провинции зеленый юнец — это почти безнадежное дело. Но мне повезло. Несколько рассказов сразу взяли в сборники и журналы, их заметили. Известный критик позитивно отозвался. Мне передали, что один издатель не прочь рискнуть и выпустить мой роман, если есть что-то подходящее. К двум книгам тогда лежали наброски, но над ними еще оставалось работать и работать. Готовый роман был только один. Тот самый. Рукопись я привез из Эдервиля, не решился ни уничтожить, ни оставить дома без присмотра. Что мне было делать? Упускать такой шанс? Уже прошло немало времени. Эдервиль был далеко. Произошедшее казалось какой-то галлюцинацией. Я… я подумал…

— Да все понятно, не оправдывайся, — откликается Фред.

— Сомневался, что история из позапрошлого века, о провинциальном городке кого-то заинтересует. Но издателю рукопись понравилась. Он даже согласился оставить текст без изменений, если не считать пары опечаток и лишних запятых.