В своем стихотворении Гумилев вспоминает о парке каирского района Эль-Эзбекия, разбитом французскими садовниками в 1870-е гг., который он увидел в 1908 году (говорят, сейчас там… американский луна-парк, и былой гумилевской красоты буйного цветения давно нет: и в Египте янки со своей массовой культурой лишают людей своего культурного кислорода). Печаль его лирического героя обращена в прошлое, хотя сегодня очевидно, что она посвящена Анне Ахматовой и могла быть навеянной под впечатлением коктебельского парка экзотических цветов и растений Максимилиана Волошина, в благоустройстве которого он мог сам принимать участие, находясь в Коктебеле в 1909 году, делясь с собратом по поэтическому цеху увиденным в Эзбекие «благоуханием миров».
В Коктебеле Николай Гумилев жил в доме «пра» — в комнате, расположенной на втором этаже, где посчастливилось останавливаться и автору сих строк в 80-е гг. минувшего века: здесь же великий русский романтик Серебряного века, размышляя о подвиге генуэзца Христофора Колумба, а на самом деле сына франккардаша, то есть черкеса, выходца из соседней с Коктебелем Кафы (Феодосии), написал поэму «Капитаны», ознаменовавшую новый и более созерцательный новый этап творчества великого русского поэта, отсчитывающего свой последний срок с коктебельского волошинского парка: до чекистской пули ему оставалось двенадцать лет:
Разве что не Каир, познавший роскошь и сибаритство фатимидских халифов, и впоследствии, как бы опомнившись, давший миру выдающихся исмаилитских и низаритских интеллектуалов, а более аскетический и полностью иерократический Мемфис созидал на преображаемом им садово-парковом участке и в своем доме в Коктебеле Максимилиан Волошин: дух последнего брахманистический, в отличие от кшатрийского духа Гумилева, свойственного Ордену тамплиеров и исмаилитскому исламу. В главной зале своего дома, служившей художественной мастерской и писательским пристанищем, как бы на алтарном возвышении с северной стороны Волошин поместил слепок с древнеегипетской скульптуры якобы царицы Таиах, оригинал которой он увидел на выставке Гимэ в Париже в 1904 году, куда приехал с молодой женой Маргаритой Сабашниковой. В 1905 году он привез саму копию скульптуры из Берлина в Россию, которая позднее навеки поселилась в Коктебеле, с тех пор венчая собой садово-парковый и природно-ландшафтный ансамбль курортного поселка философов, литераторов и художников. Но к разгаданному, как нам представляется, образу царицы Таиах и его связью со стихотворением Николая Гумилева «Эзбекие» мы еще вернемся ниже в завершении нашего эссе, построенного на этапах герметического Великого Делания.
Царица Таиах в интерьере волошинской мастерской
Царица Таиах на фоне Кара-Дага и горы Святой в Коктебеле
Кажется, излишне говорить о том, что Максимилиан Кириенко-Волошин оказался в Коктебеле благодаря кислороду: он с детства страдал астмой, а потому в 1893 году «пра» Елена Оттобальдовна приобрела здесь в 1893 году вместе с Павлом фон Тешем участки земли под дачи у тайного советника, профессора, врача-окулиста Эдуарда Андреевича Юнге (1831–1898), по праву являющегося основателем курортного поселка Коктебель. Местный климат, сочетая горный и степной воздух с йодистым дуновением моря, благоприятствовал людям, страдавшим астмой и легочными заболеваниями. Так с конца XIX-го столетия постепенно, используя преимущества климатической здравницы, здесь стал образовываться особый кислород, обеспечивающий экологию культуры и духа. Иными словами, в России возникло новое место силы, кислород которого был с «привкусом бессмертия», как выразился бы знаменитый русский поэт-символист Андрей Белый, по-особенному влюбленный в Коктебель. И выработка этого воздуха вечности не прекращалась ни в лихолетье революций и Гражданской войны, ни в годы Великой Отечественной войны и немецкой оккупации Крыма.
И это чувствовалось даже в озорной и хулигански-саркастической песне Владлена Бахнова «Коктебля», написанной на мотив блатной песни «Как в Ростове-на-Дону»: