Книга Великих джунглей

Глава тридцать третья

ТРИО НАТУРАЛИСТОВ

Джунгли обладали особой притягательностью для натуралистов с тех пор, как они узнали, что тропические дождевые леса обладают богатейшей и наиболее разнообразной растительной и животной жизнью на земле. Три английских натуралиста-профессионала, живших в прошлом веке, с особенной убедительностью подтверждают этот тезис. Это Генри Бейтс, ранний партнер Уоллеса, Ричард Спрюс, один из величайших ботаников, и Томас Белт — инженер, выбравший научную карьеру. Бейтс и Спрюс знамениты своими работами в амазонском регионе, а Белт — путешествиями по Центральной Америке.

Спрюс родился в 1817 году. Будучи сыном йоркширского учителя, поощрявшим его ранний интерес к ботанике, он практически не имел научного образования. Еще подростком он коллекционировал и перечислял растения, которые находил на болотах. Его отец был не в состоянии субсидировать дальнейшие исследования, поэтому сын с большой неохотой стал учителем математики в школе города Йорк. Не питая никакой любви к своей профессии, он посвящал каждую свободную минуту чтению и размышлениям о ботанике. Он написал несколько статей, опубликованных в научных журналах, но настоящий поворот в его судьбе произошел лишь в возрасте двадцати восьми лет, когда школа закрылась и он лишился работы.

Некоторые статьи Спрюса вызвали восхищение у сотрудников Королевских ботанических садов в Кью, преподнесенных в дар английской нации молодой королевой Викторией. Когда Спрюс посетил Лондон после утраты своей школьной должности, сэр Уильям Хукер, один из ведущих специалистов из Кью, отнесся к нему с большой благосклонностью. То же самое сделал Джордж Бентам, родственник знаменитого Джереми Бентама: оба они предложили Спрюсу заняться сбором образцов флоры для продажи музеям и частным коллекционерам. Бентам объяснил, что аккуратно сохраненные и должным образом идентифицированные высушенные растения являются ходовым товаром, и предложил Испанию в качестве отправной точки для работы. Кроме того, он выразил готовность стать торговым агентом молодого ботаника и оплатил его путевые расходы.

Следующие два года, с 1844-го по 1846-й, доказали правоту Бентама и заложили основу репутации Спрюса в обществе ученых-ботаников. Он составил благосклонно принятую книгу «Записки о флоре Пиренеев»; Хукер и Бентам побуждали его к поездке в Южную Америку, о которой он уже начал думать как о рае для ботаника. Он подготовился к поездке после длительных занятий в ботанических садах Кью, а затем, с помощью Бентама, связался с одиннадцатью коллекционерами, согласившимися покупать добытые образцы. Бентам снова оплатил путевые расходы, и Спрюс отплыл в Бразилию в июне 1849 года. Интересно отметить, что одним из пассажиров на том же судне был Герберт Уоллес, собиравшийся присоединиться к своему старшему брату Альфреду.

Южная Америка была домом для Спрюса в течение следующих семнадцати лет, если понятием «дом» можно воспользоваться в смысле постоянных странствий от Белена в устье Амазонки до Гвадаякиля в Тихом океане. Вскоре после своего прибытия он познакомился с Уоллесом и Бейтсом. Из воспоминаний Спрюса становится ясно, что знакомство сопровождалось отменной вечеринкой в доме пожилого шотландского торговца в Сантареме. Хозяин, по словам Спрюса, получал английские газеты огромными пачками и с жадностью читал их, но настолько пренебрегал хронологией, что путал Наполеона I с Наполеоном III. За сорок пять лет жизни, проведенных в этом речном порту, он привык брать газеты из кучи наугад, поэтому мог выбрать листок сорокалетней давности. Собрав за столом трех выдающихся ученых вместе со всеми остальными англичанами, проживавшими в Сантареме, он щедро выставил запасы своего лучшего портвейна и виски. С самого начала Спрюс и Уоллес понравились друг другу; их дружбе предстояло продолжаться всю жизнь. Для Спрюса это был один из самых памятных вечеров в Бразилии.

Но такие интерлюдии случались редко. В основном он жил и путешествовал один, хотя и совершил несколько поездок с Бейтсом, а в самом начале — с молодым помощником-англичанином. Спрюс был очень высоким, худым, голубоглазым, со светло-каштановой бородкой и врожденной учтивостью манер, что весьма пригодилось ему в странствиях по Амазонке. Те немногие европейцы, которым довелось увидеть его на реке, не могли забыть йоркширские джиги, которые он наигрывал на своей волынке, — звуки, неслыханные для джунглей когда-либо раньше, да и впоследствии.