Мы стоим за высоким столиком с чашечками кофе в руках. Электричество тут есть, даже в избытке – вокруг блестит и сияет чуть ярче, чем нужно для уюта. Много народу. На рекламных газетных щитах – пугающие заголовки. Яна ушла звонить – и Матиас обречен на английский.
«Но ты ведь можешь поехать, куда захочешь. Тебе даже легче – у тебя вот машина, есть, наверное, и деньги…»
«Деньги… Деньги очень быстро заканчиваются. Ты не знаешь… В Германии очень тяжело, если у тебя нет денег. Без денег в Германии ты – никто!»
Бедный одинокий Матиас. Наверное, он хочет что-то рассказать.
«Ты сказал, у тебя подруга в Польше. Что вы делаете, когда ты к ней приезжаешь?»
«Ну… ходим по ресторанам. Еще она любит гулять. Я не люблю гулять».
«Ну, так это же приятно – гулять?»
«Не знаю. Я не люблю ходить без цели»
«Но друзья-то у тебя есть? Что вы делаете с друзьями?»
«Есть несколько. Иногда мы ходим в пивную. Но редко. У меня много работы. Когда я прихожу после работы, то я уже очень усталый и мне не хочется в пивную. Это очень… однообразная жизнь. Иногда я думаю, что мне хочется чего-то еще»
«Послушай, может тебе сделать перерыв – ну, на годик, взять свою подругу и поехать…», начинаю было я, но потом замолкаю, от безнадежности. У него бледно-синие глаза, глядящие с беззащитной и невинной добротой. Яна сумела бы это лучше.
А вот, кстати, и Яна, улыбаясь, идет к нам, сцепив перед собой пальцы рук с зажатой телефонной книжечкой.
«Ну, как дела?»
«Все в порядке…»
С Матиасом мы расстаемся уже в темноте, около Геры. На прощанье он отдает нам сумку еды.
«Может – спать? Смотри, уже поздно, вряд ли ты сегодня успеешь до Кельна». Я не спешу.
«Я хотела бы попытаться. Давай еще поспрашиваю». Яна спешит.
Никогда я еще не ездил стопом так легко. На этой станции (и на всех следующих) Яна деловито ходит между машинами и наклоняется к их окнам, оперевшись о крышу:
Некоторые лица заранее исключают вопрос: самодовольная или брезгливая складка губ; всевозможные признаки ожирения лица и души; чопорная подтянутость, холод, холеность; слишком мрачный или слишком испуганный взгляд. Но бывают и промашки.
Замерев на секунду перед красным вольво и распознав за лобовым стеклом верную неудачу, Яна идет дальше и спрашивает у группы молодых немцев за столиком, не могут ли подвезти. Нет, не могут, но из вольво вылезает и подходит к нам невысокий плотный мужчина лет пятидесяти, в белой рубашке (светящейся из полутьмы) и спрашивает, куда нам ехать.
Чтобы усадить нас, он, услужливо суетясь, разбирает заднее сиденье, заваленное вещами.
Вначале он разговаривает с Яной по-немецки; я же уступаю усталости и, оперевшись локтями о спинки передних сидений, долго смотрю на горящие зеленые цифры в окошечке радио, бормочущего высокими дурашливыми голосами и гремящего музыкой; потом откидываюсь и смотрю вперед, на две освещенные полосы, вырванные фарами из темноты; на улепетывающие от нас огоньки, скачущие с одного отражателя на другой; на ровное покачиванье красных и синих огней передних машин. Мерный приглушенный кабиной гул в ушах.
Эта онемение чувств прерывается водителем, обернувшимся ко мне с вопросом, про Россию. Экономическое положение. Президент Путин. Перспективы.
С трудом вытолкнув из горла немоту, я отвечаю.
Что-то в его голосе – нет, не злое, но очень утомительное. Плавающие, громоздкие кубы, сталкивающимися с негромким и внушительным стуком. Голос телевизионного чтеца.
«В Германии», значительная пауза, «тоже есть множество проблем в социальной сфере. С этими проблемами я хорошо знаком, потому что я социальный работник. Но последнее время у нас принимаются хорошие законы», и он подробно рассказывает, сколько денег получают немецкие родители за каждого родившегося ребенка.
«Наверное – он хороший человек», уговариваю я себя. «Социальная работа – это значит помогать бедным. Просто ему трудно говорить на чужом языке…».
Проблема безработицы. Проблема незаконной иммиграции. Проблема пенсионеров.
«Но последняя тенденция в федеральном законодательстве такова – переложить нагрузку по содержанию пожилых людей с государственных домов престарелых на плечи их родственников»
«И как же это – удается!?!»
«Материальным стимулированием. Сейчас детям выгодно заботиться о родителях, потому что за это они получают существенную материальную помощь от государства»
Я замолкаю. От долгой дороги, от неровной езды водителя, или еще отчего, меня начинает мутить – гадкая извивающаяся змея, сжавшая кольцом желудок и тычущаяся требовательно в горло. Через час полуобморочного скрюченного сидения – большая станция перед Эрфуртом.
«Похоже, вам придется тут заночевать. Если хотите – я с удовольствием пригласил бы вас сегодня к себе домой – я тут неподалеку…»
Мы коротко переглядываемся и сразу же: