«Нет, спасибо, было бы отлично, но мы спешим, к сожалению.
Последний обмен улыбками и я обессилено опускаюсь на скамейку. Яна садится рядом. Я обнимаю ее и прижимаюсь щекой к склоненной макушке. Очень уж хочется дотронуться до чего-то человеческого
Чешский шофер говорит нам, что утром едет в сторону Кельна. Но выезжает он в 6 утра.
Мы сидим под навесом ярко освещенной заправки. Яна задумчива, и даже немного хмура – видеть ее лицо без улыбки очень странно – я рассматриваю исподтишка – незнакомое лицо.
Машин нет.
«Я должна позвонить», говорит она решительно и встает.
Обернувшись, я смотрю сквозь стекло, как Яна говорит по телефону.
Вернувшись, она садится возле меня и говорит:
«Ты прав, сегодня шансов нет. Пойдем спать, а завтра уедем с чехом. Но, прости, я хочу быть уверенной – я поставлю будильник…»
«Хорошо»
«А ты?»
«Я провожу тебя до Кельна и поеду дальше во Фрайбург, потом во Францию. Так тебе будет безопасней»
«Но это же крюк в пятьсот километров»
«Неважно. Я хочу провести этот день с тобой»
«Спасибо, Мишка»
Над головой звезды, надо же – дождь кончился.
Мокрые листья липнут к лицу и одежде, а невидимые колючки цепляются за колени. Мы забираемся в кусты недалеко от дороги. Очень шумно – машины частят мимо свистящими волнами – но лес огорожен проволочным забором, и выбора нет.
Тент и зажженная свеча превращают все это в дом. Я облокачиваюсь на рюкзак и закуриваю сигарету.
«Завтра в это время я буду уже один…»
Яна смотрит на меня с брезгливым удивлением и говорит, по-немецки; ну что ж, подходит:
В общем-то, и правда мазохизм – и я чувствую, как мечутся в воздухе эти мои зряшные, непристойно лишние слова, пытаясь спрятаться в прошлом. Но все же – краткая вспышка обиды, и я говорю то, о чем думал сегодня в пути:
«Думаю, не стоит мне ехать в Италию…»
Тишина, раскачанная ревом машин.
«Мне кажется, нам будет тяжело и ничем хорошим все это не кончится…»
Я молчу, а потом говорю:
“Если ты хочешь меня увидеть – я приеду”.
Я пробую спастись в огоньке свечки, но слишком уж он мечется и к тому же опасен: взгляд не держится на клинышке пламени и притягивается двумя его блестящими отражениями в нерешительных, требовательных, вопросительных глазах. Я должен что-то сказать?
Чтобы избавиться от этих глаз, я откидываюсь на рюкзак и смотрю вверх, на ветки. Черные, на грани видимого свечного мира, накрытого куполом попятившейся от поднятого взгляда темноты. Хочется лежать и смотреть на ветки.
Не получается, потому что очень надо, чтобы Яна не плакала.
«Ну, что ты… мы встретимся в Италии… а потом поедем вместе во Францию… А осенью – поедем в Турцию – у меня там живет друг… а потом еще куда-нибудь… представляешь – все время на дороге, как сейчас?»