Книга волшебных историй [антология]

Мы опоздали. Мобильников тогда не было, мы не могли предупредить, что опаздываем. Мы вошли в дом к Шкловским в полпервого ночи, заснеженные, прозябшие, нас ждали, нас целовали, а мы рассказывали про пушкинскую метель, и Виктор Борисович одобрительно посмеивался в усы: все правильно, пушкинское и должно было непременно случиться с вами, пушкинское или пастернаковское. И процитировал: я тоже какой-то, я сбился с дороги, не тот это город, и полночь не та. Две последние строки были у меня на слуху – я не знала, что это из пастернаковской «Метели».

Меня посадили рядом с Наташей Пастернак, а в полдень следующего дня она зашла за мной и повела на дачу Бориса Леонидовича, и я ходила по половицам, по которым ходил он, и сидела на стуле, на котором сидел он, и смотрела из окна, из которого смотрел он, и больше не была одинока. Меня поставили в ряд – не гениев, нет, просто людей страны, где бедствий на душу населения – каждую душу! – более чем предостаточно.

Шкловские поделились со мной таксистом Сашей, какое-то время он помогал мне, пока не пропал.

С Наташей, женой сына Бориса Леонидовича, мы подружились и дружили, пока жизнь не развела нас.

Когда в Доме кино праздновали 90-летие Шкловского, он попросил меня выступить, и я выступала.

Ему принадлежит предисловие к первой моей книжке:

Каждый новый шаг в литературе и искусстве – шаг вперед, и в то же время он кажется началом какого-то падения. Человек, перемещая ощущение своего веса, как бы падает вперед. Другая быстрая нога исправляет падение. Новое в искусстве начинается трудно, потому что это не только человек изменяется в своих движениях и поступках. Это меняются поступки мира. Старый мир уходит с подмостков. Я просматривал сжатые строки газетных отзывов и привыкал к новой фамилии: Кучкина… Эти заметки написаны не вдогонку. Они написаны навстречу.

С Виктором Борисовичем мы были дружны до его кончины.

Юрий Левитанский

Колыбельная песенка

Баюшки-баю, уснула трава,
филин уснул, и уснула сова,
только одна в эту пору не спит
гнусная жаба Ква-Ква,
гнусная жаба Ква-Ква,
Ква-Ква,
Ква-Ква.

В черном болоте у черных ворот

гнусная жаба ночами орет,
спи, а не то и тебя заберет
гнусная жаба Ква-Ква,
гнусная жаба Ква-Ква,
Ква-Ква,
Ква-Ква.

Будешь ты черную травку жевать,

будешь ты филину спать не давать,
будут сороки тебя называть
гнусная жаба Ква-Ква,
гнусная жаба Ква-Ква,
Ква-Ква,
Ква-Ква.

Черная тучка по небу идет,

белую тучку за ручку ведет,
спи, и тебя ни за что не найдет
гнусная жаба Ква-Ква,
гнусная жаба Ква-Ква,
Ква-Ква,
Ква-Ква.

Песня храбрых капитанов

Склянки-банки, шквал упрямый,
склянки-банки, не дрожать.
Самый полный! Самый-самый!
Так держать!
Есть так держать!

Эй, команда, тумба-юмба,

слабых, чур, не обижать.
Тумба-юмба, на два румба!
Так держать!
Есть так держать!

Всем приятно, майна-вира,

руку честную пожать.
Майна-вира, два пломбира.
Так держать!
Есть так держать!

Эй, команда, фокус-покус,

судно на мель не сажать!
Фокус-покус, эскимокус.
Так держать!
Есть так держать!

Всем известно, аден-баден,

Храбрых надо уважать.
Аден-баден, мармеладен.
Так держать!
Есть так держать!

Склянки-банки, шквал упрямый

Качки нам не избежать.
Самый полный! Самый-самый!
Так держать!
Есть так держать!

Рената Литвинова

Прощальный ракурс

Это было в юности.