Теплые ладони легли на сжатый до боли кулак, на побелевшие костяшки, на впившиеся ногтями в ладонь пальцы. И главная мышца организма отказалась совершать очередной удар. Всё было бесполезно — на протесты против собственных чувств не осталось сил. Кулаки разжались, Рокудо устало выдохнул.
— Если Вас что-то гложет, расскажите мне, прошу. Я не многим могу помочь, но, может, хотя бы чем-то… Пожалуйста, не держите всё в себе, это разъедает Вашу душу изнутри. Вы постоянно грустите, с каждым днем всё больше и больше. Это… из-за той ночи? Я ошиблась? Вы не смогли себя простить? Но ведь у вас был такой взгляд… живой. Не как прежде. Что случилось, Мукуро? Почему Вы с каждым днем всё больше злитесь на самого себя?
Слишком проницательная, слишком умная, слишком внимательная, слишком наблюдательная… Нет, она просто видела его насквозь, потому что любила. Она чувствовала его боль. И он уже не хотел сражаться за холодное одиночество прошлого.
Алая радужка, искалеченная адским символом, и синяя, удивительно чистая, затуманились. Мукуро обернулся и посмотрел Наги в глаза.
— Не понимаешь? — спросил он как-то отрешенно, и она осторожно сжала его ладонь.
— Поделитесь со мной, если можете…
Может — не может, какая теперь разница? Он не способен жить без нее. И эта слабость отчего-то больше не злила.
Мукуро любил Наги. И он это отлично понимал. А теперь еще и верил.
Шумно выдохнув, будто перед прыжком в воду, иллюзионист сжал ладонь девушки и сделал то, чего так хотел: приблизился к подушкам, изголовью и стене. К Наги.
— Мукуро-са?..
— Не надо суффиксов, я же сказал, — перебил ее он, и горячее дыхание «трупа», никогда не умиравшего, обожгло кожу девушки, вытащенной им с края могилы.
Она не ответила. Просто единственный целый глаз наполнялся безумным удивлением, а зрачок, казалось, хотел захватить радужку. В следующую секунду потрескавшиеся, но мягкие губы накрыли дрожавшие, сухие, болезненно-бледные, и пальцы иллюзиониста скользнули по спине его помощницы. Он крепко сжимал ее ладонь и нежно, боясь спугнуть, целовал губы девушки, которой осмелился поверить…
Наги вырвалась и вскочила. В сердце Мукуро вбили раскаленный добела гвоздь. Он сжал кулаки и резко обернулся. Пронзительно-черный глаз смотрел на иллюзиониста с болью и непониманием. В нем застыли слезы, не смевшие сорваться вниз. И Рокудо понял, что ошибся. Совершил страшную, катастрофическую ошибку.
— Зачем же Вы так?.. Я всего лишь хотела помогать Вам, мне не надо ничего взамен… — судорожный вдох оборвал едва слышные слова, и Наги кинулась к двери. Ей не нужны были подачки фокусника, решившего отплатить за помощь и преданность иллюзией любви. Ей вообще ничего от него не было нужно. Она просто хотела, чтобы он был счастлив. И Мукуро наконец понял, что был идиотом. Отрицать любовь к такому человеку — поистине величайшая глупость…
— Стой. — Ее буквально вжали в дверь, когда она попыталась вырваться в коридор. Убежать от боли не получилось: боль настигла и, уперев ладони в дверь рядом с ее плечами, обожгла щеку горячим дыханием.
— Зачем Вы так, Мукуро-сама?! Зачем?..
— Эй, ты ведь меня раньше понимала. — Иллюзионист развернул девушку, старательно отворачивавшуюся от него, и поймал ее за подбородок. — Просто посмотри мне в глаза еще раз. Скажи, разве я лгу, Наги?
Она боялась поверить ему. Боялась поверить в сказку, а затем разочароваться. Точно так же, как и он совсем недавно.
— Наги, посмотри мне в глаза. Ты не ошибешься.
Ее веки дрогнули, и подбородок, придерживаемый иллюзионистом, сдвинулся на пару сантиметров. Хром боролась с желанием поверить в чудо и нежеланием отпускать бешеное биение сердца, рождавшееся только рядом с ним. С ним одним…
— Ты же видишь меня насквозь.
Она осторожно повернула голову, всё еще глядя куда-то вниз. А он сказал то, что боялся произнести.
— Ты не ошибешься. Я… верю.
И единственный целый глаз искалеченной безразличием окружающих девушки встретился с проклятым учеными глазом человека, помнившего множество прошлых жизней, но ни в одной из них не нашедшего счастья.
Она ему поверила.
— Мукуро-са?..
На ее губы лег сильный палец с чуть увеличенными суставами. После ночи в подземелье они воспалились, и только Наги знала об этом, каждый вечер смазывая ладони иллюзиониста мазью и перебинтовывая их теплым бинтом с верблюжьей шерстью. Он подпустил ее к себе слишком близко. А она просто боялась поверить в истинную причину этого.
Наги улыбнулась. Мукуро ответил ей тем же. Осторожно и несмело она коснулась черных прядей, постриженных неровными ступенями, и, внимательно глядя в его глаза, ловя каждую эмоцию, расправила их по его плечам. Мукуро улыбнулся шире, и все тревоги стали абсолютно не важны. Для них обоих.
— Можно? — впервые попросил разрешения на что-то иллюзионист, и девушка кивнула. Она уже не боялась.