«Книга Всезнания» (СИ)

Его губы скользнули по ее щеке, поднялись к виску, ласково поцеловали дрожавшее веко. Быстро и аккуратно распутывая резинку, стягивавшую волосы Хром в прическу, слишком похожую на неуместные сейчас «иглы» Рокудо, пальцы с воспаленными суставами не чувствовали боли. Мукуро целовал ее лоб, щеки, скулы, и впервые в жизни ощущал странное, щемившее душу чувство. Абсолютное счастье. А Хром обнимала его, не замечая, как по щеке скатывались один за другим алмазные осколки счастья. Того самого, что заставляло Рокудо улыбаться, отстраняясь от ее лица.

Резинка упала на пол, черные волосы рассыпались по плечам таким же неровным каре, как и у Мукуро. Наги открыла глаза, а пальцы иллюзиониста зарылись в шелковые темные пряди. Она улыбнулась. И его губы наконец впитали в себя ее счастье.

Луна мертвым светом озаряла две фигуры, словно ставшие одной, полностью забывшие о мире вокруг. Двух иллюзионистов, наконец узнавших, что такое поцелуй любимого человека — реального, живого, настоящего. Только твоего. Луне не хотелось даже смеяться. Она сочувствовала смертным, поймавшим мечту за хвост. Сова ухнула, предвещая приход нового дня. И луна отвернулась, решив скрыться за горизонт.

========== 38) Честь, смерть и неизбежность ==========

Выжженное небо одиноким желтым глазом взирало на поседевший от жары песок. Египет любил белый цвет. Как и желтый. Казалось, что только они и были там уместны, разве что иногда синие ленты рек пытались разнообразить привычную цветовую палитру. Небо в полдень выгорало, и желтое солнце, завершив работу над ним, опускало взгляд на землю, пытаясь выбелить и песок. Иногда он, казалось бы, поддавался, но то лишь пот застилал путникам глаза, ослепляя их. Песок никогда не сдавался — он, как и сам Египет, был вечен и отказывался проигрывать.

Тсуна, одетый в уже привычные широкие белые хлопковые штаны и такую же рубаху, правда, короткую — лишь до середины бедра, старательно уворачивался от мощных ударов, наносимых товарищем, тоже выбеленным египетским солнцем. Люди, в отличие от песка, вечны не были.

— Хватит пацифизма, Савада! — раздраженно крикнул Хибари, когда Тсуна упустил возможность контратаковать, уйдя в глухую оборону. — На войне или побеждаешь, или умираешь, третьего не дано! Чтобы выживать, надо убивать!

— Но я так не хочу!

Тсуна отпрыгнул и погасил Пламя Предсмертной Воли. Его напарник цокнул языком и опустил тонфа. Фиолетовое пламя последний раз лизнуло холодный серебристый металл и исчезло.

— Я не хочу причинять кому-то боль, но если этого не избежать… — Тсуна замялся, но всё же нашел нужные слова: — Можно же просто ранить человека, обездвижить, вырубить — убивать не обязательно!

— Твой пацифизм тебя уничтожит, — зло бросил комитетчик и крутанул в руке оружие. Сталь привычно холодила кожу, забравший не одну жизнь стальной брус лежал в ладони словно влитой.

— Лучше уж так, чем убивать людей направо и налево! — Тсуна никогда не понимал, почему его Облако так спокойно относится к смерти. Почему забирает чужую жизнь без оглядки. И Небо Вонголы, как обычно, не подумав, проворчало: — Не понимаю я Вас, что хорошего в убийстве? Вам же самому это не нравится, тогда почему продолжаете?

Хибари поморщился и бросил косой взгляд на слишком понимающего зверька, не знавшего, когда стоит прикусить язык. А впрочем, Тсуна попал в точку, и комитетчик устало посмотрел на почти белое, раскаленное небо.

— Потому что иначе нельзя, — холодно ответил он, но Савада не принял такой ответ.

— Почему мне можно, а Вам нельзя? Все люди разные, да, но Вам же не нравится убивать! Если бы нравилось, Вы бы смеялись как Принц Варии, а Вы не смеетесь. Вы просто молча уходите. Вы победили — остальное не важно. Но зачем убивать? Победить можно и не убивая ведь!

Хибари бросил на надоедливого коллегу раздраженный взгляд, но тот не опустил глаз. Книга, война мафии и всеми силами пытающееся добыть из людей соль солнце его изменили. Он и сам еще не понимал, насколько…

— Победа — это когда враг сдался, — устало пояснил комитетчик, снова отвернувшись к горизонту. — Если он не сдается и продолжает вставать, это не полная победа.

— Но убивать-то зачем?

Раздраженный взмах руки — тонфа рассекла воздух с протяжным свистом. Тсуна даже не вздрогнул. А Хибари смотрел на горизонт и молчал. И правда, почему надо обязательно лишать врага жизни?

— Если враг не сдается, убить его — единственный способ победить.

— А что хорошего в такой победе?

— Победа — это главное!

Злой взгляд черных глаз, поджатые губы. Но Тсуна лишь подошел ближе и тихо спросил:

— Не знаю, почему Вам так победы важны, но как-то мне кажется, главное, чтобы все счастливы были, разве нет?

Хибари невесело усмехнулся, а небо продолжало манить его своей чистой, незапятнанной синевой.

— Ты не понимаешь? — саркастично бросил он. — Ты, убивший Бьякурана Джессо и Деймона Спейда, не понимаешь этого?

Тсуна вздрогнул.