— Раз уж босс оставит своих подчиненных без ужина, если возьмется за их спасение, другого выхода нет, — косясь на него, ответил иллюзионист. — Да и мне питаться тем, что выйдет из твоих попыток самоутвердиться, не хочется. Вперед, мечник, покажи боссу мастер-класс. Хотя вряд ли это ему поможет…
— Мукуро!.. — Хаято снова подскочил, но был опять усажен на место, а Такеши начал разделывать рыбу, насвистывая какую-то популярную мелодию.
Рёхей пустился в пространные размышления о том, где вообще Реборн мог спрятать подсказки, и Гокудера вскоре вступил с ним в оживленный диалог, а вот иллюзионист был подозрительно тихим и как-то странно косился на Саваду. Просто он понимал, что с Тсуной что-то не так, а вот что — не мог даже представить, и это злило. Ведь Рокудо Мукуро ненавидел чего-то не знать, а особенно — не понимать, чего можно ожидать от людей, которых он, несмотря ни на что, всё же подпустил к себе довольно близко… Сам же Тсуна активно участвовал в беседе друзей, делая предположения, которые гениальностью не блистали, и сбивая этим иллюзиониста с толку.
В целом вечер закончился довольно неплохо, рыба была приготовлена отменно, но утолить голод парней до конца не смогла, и потому было решено на следующий день устроить пару ловушек, чтобы поймать дичь. Также парни решили по возможности делать в процессе поиска подсказок запасы ягод, складывая их в пару фляг, ведь о воде можно было не сильно беспокоиться, и даже без двух сосудов парни сумели бы свободно обойтись. Обязанности же распределены были таким образом: на Такеши возложили готовку, на Тсуну — сбор хвороста, разведение костра и его поддержание, а также просушку вещей, если они промокнут за день, и поиск растительной пищи, Мукуро вызвался создать ловушки, а Рёхею с Гокудерой было поручено расставить их, а также заняться ловлей рыбы в следующий раз. Составив еще и график дежурств, по которому Савада должен был сторожить костер и сон друзей вторым, сразу после Гокудеры, парни улеглись спать, но холод, нервная обстановка и абсолютная неизвестность впереди потворствовали бессоннице, а потому лишь Рёхей заснул буквально сразу. Однако, когда настала очередь дежурства Савады, не спали лишь он и находившийся на посту Гокудера, поэтому, заняв место у костра, Савада облегченно выдохнул. Обещанная Лией на вечер неприятность так и не произошла, но интуиция с каждой секундой всё громче говорила о том, что она уже не за горами, и потому в воцарившейся тишине парень мог спокойно обдумать ситуацию, не переживая о том, что будет, если неприятность эта будет иметь не физический, а мистический характер, и друзья ее не увидят… в отличие от него самого.
Пламя костра мерно дрожало, разгоняя ночную мглу. Неровное оранжевое сияние вырывало из нее неестественно-умиротворенные, расслабленные лица парней, отчего-то казавшиеся по-детски наивными, чистыми, светлыми. Ни нахмуренных бровей, ни залёгших на лбу морщин, ни напряжённого выражения лица, ни желваков, ходящих по щекам, ни даже улыбок, призванных успокоить окружающих, — на них не было ничего, что обычно присуще взрослым людям, и от того они казались детскими. А может, казалось по-детски забавным то, как парни спали: громкий храп Рёхея, спавшего на спине, раскинув руки в стороны и открыв рот, заставлял Тсуну улыбаться; свернувшийся калачиком Ямамото, с уголка приоткрытых губ которого периодически капала слюна, заставлял его улыбаться еще шире; а Гокудера, долго и упорно ворочавшийся и проверявший, как там босс, наконец задремал на животе, положив щеку на ладони и смешно надув губы, что вообще вызвало у Савады бесшумный смех, равно как и редкие всхрапывания курильщика, порой сменявшиеся несвязным бормотанием и попытками то от кого-то отмахнуться, то кого-то лягнуть. Мукуро же спал на спине, сложив руки на животе, причем Тсуне казалось, что он в любую секунду может подскочить и вступить в бой — несмотря на расслабленное, отрешенное выражение лица, иллюзионист казался готовым отбить атаку, и у Тсуны даже мелькали подозрения, что тот вовсе и не спит, однако иногда тот тихо всхрапывал и смешно морщил нос, а на такое Туман Вонголы в бодрствующем состоянии никогда бы не пошел. По крайней мере, так казалось его Небу, Саваде Тсунаёши.
Ночные шорохи, крики сов, треск огня и храп друзей наполняли пугающую ночную тишину живыми, успокаивающими звуками, и наблюдая за бликами алого пламени на лицах друзей, Тсуна невольно улыбался, забыв о тревогах и надеясь, что ничего страшного всё же не произойдет. Вот только судьбе наплевать на желания смертных.
— Доброй ночи, — вдруг раздался у парня за спиной очень тихий, словно испуганный женский голос. Это не был голос Лии: итальянка всегда говорила громко и уверенно, немного печально, но чаще всего с сарказмом или иронией, а еще ее голос был немного хриплым и обволакивающим. За спиной Савады же стояла молодая девушка с очень звонким, но тихим голосом, дрожащим так, словно она была в ужасе.