Шелест и ба-а-а-ам! Снова посыпался песок.
— Не… Влажными салфетками! Ты прикинь, какие пидоры, а? И жопу им мыть не надо.
Через несколько секунд снова прилёт: ба-а-а-ам!
Последним забежал Токарь. Тоже резервист, донецкий мужик с простым, но очень выразительным лицом, по типажу напоминавший писателя Шукшина. Токарь сел рядом с нами и котятами, укропы снова попали по зданию.
— Да когда этот сарай уже развалится! Хоть на работу ходить не надо будет, — причитал Толстый.
— Не каркай. А пристрелялись они, суки, хорошо. Второй этаж скоро действительно рухнет, — Токарь обычно был серьёзней остальных.
На нас вновь посыпалась земля. Надо сказать, что между свистом и прилётом практически не осталось промежутка — похоже, подключился знаменитый польский беззвучный миномёт.
— А ты знаешь, что это чистая вода с потолка капает? Там же мешки с песком. Представляешь, какую она фильтрацию через них проходит? Надо бутылку ставить, а не лужу копить, — рассуждал Токарь.
Раскатистый звук от прилёта рядом. И снова. И снова. По пять раз за пару-тройку минут.
Вдруг из дальнего окопа донёсся крик: Седой ранен! Мы молча переглянулись. Повисло молчание. И даже мины на какое-то время заткнулись. Полусогнутый, с рукой, прижатой к шее, из окопчика явился Седой.
— Тьфу ты, блядь! Зацепило в шею!
Седой сидел в ближнем окопе, который имел две точки для наблюдения — ближе к норе и дальше, где пулемёт ждал возможного прорыва. На пулемётной позиции Седой и находился в момент ранения.
— Как он меня поймал, а? Сука!
Медиком был девятнадцатилетний доброволец с позывным Томск, который постепенно сокращался до Том.
— Том, пиздуй сюда! — крикнул Толстый в дальний окоп.
Тома не взяли в армию России из-за астмы, но народным милиционером это обстоятельство ему стать не помешало. В мирной жизни Томск перебрался из своей глубинки в Питер, заработав денег программированием. Сейчас Томск, высокий и красивый парень, был занят первой помощью русскому абхазу с польским осколком в шее где-то в донбасских полях.
Седой не успокаивался:
— Нагнуться надо было, но я не нагнулся… Обидно, чёрт! Что, уйти придётся? А может, не надо доставать ничего? Поцарапало!
— Седой, сядь, я тебя хотя бы посмотрю!
Он ещё покрутился и сел. Я работал фонариком. Томск посмотрел на рану, которая не кровоточила, и вроде бы и нет её. Но осколок где-то сидел. Седой стал отрубаться. Он упал на мои колени.
— Седой, Седой! Блядь, он в обморок упал. Воды сюда, тряпку!
Тома немного потрясывало, но действовал он быстро и уверенно, руководя своим басистым голосом. Мы подняли Седого в вертикальное положение, побили по щекам и смочили лоб. Он проснулся.
— Так, нормально у меня всё. Кто сейчас на посту? — Седой пытался сохранять рассудок и беспокоился о парнях, они же продолжали протирать голое тело абхаза сырой тряпкой. — Отстаньте от меня, эй! Что вы меня, как девку, обходите! Свяжитесь с дальним окопом. Они там все в касках?
Снова стало прилетать, но на это уже мало обращали внимание.
— Седой, тебе укол надо.
Томск уже готовил шприц.
Седой включал горца.
— Э! Укол делать ты не будешь!
У меня ни хуя не болит!
— Надо!
— Я, как и любой мужчина, не люблю уколов. Как он меня поймал, чёрт! Где мой автомат?
Эта сцена продолжалась несколько минут, которые я начал измерять в прилётах. Очередная серия из пяти, песок сыпется, очищенная вода капает, юный программист из Сибири всаживает шприц глубоко в ляжку старому абхазу.
Всё это время парни пытались дозвониться до штаба.
— Приём, у нас двухсотый! — выдал на нервах один из бойцов.
— Какой я тебе двухсотый! Ты меня что, уже похоронил, э!
— Трёхсотый! Старший! Сейчас в неадекватном состоянии! Нужна эвакуация!
— Сам ты неадекватный!
Он успел крикнуть это и снова упал.
Из его рта пошла пена. Стало совсем стрёмно. Томск повторил манипуляции с водой. Продолжало прилетать, они били чётко по сарайчику, и ранение Седого могло стать действительно мелочью, потому что на нас мог вот-вот рухнуть потолок вместе с фильтрационным песком.
Интересно, что в этот момент думал Томск? Ну, пошёл бы в кибербезопасность или разрабатывал бы военный софт. «Я полезнее в тылу и с двумя руками», — мог сказать и был бы прав. Но человек не был бы человеком, если бы рассуждал только понятиями менеджмента: польза, эффективность, рациональность… Прохлада оружия стоит гораздо дороже.
Седой очнулся внезапно и стал рассказывать, какой охренительный сон ему снился. Зачем мы его разбудили и где его автомат?
Тем временем на «ноль» (место старта на позиции) приехал комбат на своём «Патриоте». Седой поднялся и стал натягивать разгрузку, Томск мешал.
— Я в детстве в обмороки падал, эй, ты! Это ничего не значит. Что ты о себе возомнил?
Без автомата Седой появиться перед людь ми отказался напрочь.
— А где наш репортёр?
— Я здесь!
— Ты что меня не снимал!
Парни хором ответили, что снимал.
— И как я в обморок падал?
Ты это удали! Позор! Ты чо!
Седой ушёл, и ещё двое с ним. Теперь на позиции не хватало одиннадцати человек.
— Заберу я тебя, рыжий, отсюда.
Нечего тебе тут делать.