Читаем Книга Z. Глазами военных, мирных, волонтёров. Том 1 полностью

— Может, ты не попробовать хочешь, а просто сейчас сожрать? У тебя ломка? — раскалывал его я.

— Нееееет. Ну, в смысле, да.

Я сейчас бы попробовал.

Длинному Шилу приходилось серьёзно пригибаться, чтобы попасть в наш сарайчик. В нём помимо странных мужиков жило три котёнка и их мама-кошка. Говорят, нагуляла котят мама с той стороны — от пушистого рыжего кота. Правда это или нет — но котят все любили, вне зависимости от их родственных связей. Правда, на кошку всё равно смотрели с подозрением.

— Познакомился с девкой из Енакиева, — перешёл с темы грибов на женщин Шило. — У неё там квартира есть, даже готова впустить жить. Говорила, любит котов. Рыжих. Да я и сам котов люблю. И рыженьких особенно.

Из трёх котят рыженький был только один. Другой белый, а третий белый с рыжими пятнами. Мамаша же была беленькой с чёрными разводами по телу — тонкая, изящная донбасская кошка. Кажется, пятна её напоминали восставшие республики, которые давно бы могли стать нашими областями.

— Маленькая, поедешь в Енакиево… — пристал к рыженькому Шило. — Если яйца у тебя есть. Если нет, то останешься здесь.

Был решительно неясен пол котят.

Мужики по очереди поднимали их, искали яйца. У Шила было четыре дня, чтобы решить судьбу рыжего котёнка.

— Посрать, что ли, сходить? — обратился он в никуда, натискав котят.

— Не ходи. Держи в себе. До дома донесёшь, — ответил проснувшийся от возни Толстый.

Толстый — саркастичный и вечно недовольный резервист. Такой Джордж Карлин, только в советской каске. И действительно толстый.

— Когда эта вся хуйня уже закончится? — потянувшись и встав, заговорил он. — Я уже хочу посидеть в кафе. Подэнсить. Ты дэн-сишь, когда выпьешь, Лысый?

— Пляшу.

Лысый был молчаливым напарником Шила. Вместе они напоминали Джея и Молчаливого Боба. Я ждал кульминации, когда Лысый задвинет какую-нибудь большую тираду после нескольких дней молчания.

— Нет, всё-таки надо сходить посрать, — заключил Шило.

Туалет был левее нашего сарайчика — тоже какое-то здание. По-хорошему, добираться туда лучше перебежкой и согнутым — потому что просвет может просматриваться и, соответственно, простреливаться. Делать всё надо в бронике, каске и с оружием — с той стороны запросто могли на нас выйти. Но никто не нагибался, не бежал, а срать в бронике — это уже совсем за гранью.

— А чего, вы в какой туалет ходите?

Мы посмотрели на Шила с удивлением.

— В тот, левый, что ли?

— А шо, ещё варианты есть? Ты с биде где нашёл? — привычно иронизировал Толстый.

Фото автора.

— Ну, почти. У вас там не туалет, блядь, а квест. С 43 размером лучше не суваться. Я лично хожу на озеро.

Мы смотрели на человека с косичкой и усами с ещё большим удивлением, но, кажется, совсем перестали его воспринимать.

— Да вы чего, там рай… Я с таким комфортом и дома не посру. Сидишь над водичкой, тебя проветривает… Это в железном здании справа, по тропинке идти, рядом с длинным окопчиком. Но туда если прилетит, осколками по всему зданию прошьёт. И укропы могут подойти, в принципе. Но классно там…

— Какой же ты пиздобол, Шило! — Толстый не выдержал.

Вдалеке что-то приглушённо бахнуло. Шило, понимая, что нескоро посетит своё мифическое озеро, удручённо констатирует: выход.

— Главное, Шило, чтобы тебе жена дома не сказала: выход! — мужики заржали, поодаль свистнуло и приземлилось.

— Не по нам! — Шило схватил рулон бумаги и скрылся в тропинке в сторону дальнего окопчика…

***

Жизнь на «Семёрке» очень напомнила мне тюремную камеру. Сборище пассионарных мужиков, которые большую часть времени спят, ходят из угла в угол, пьют чай, курят, травят смешные байки и вспоминают баб. Свалить нельзя, ограниченное пространство. Постепенно ты втягиваешься в коллектив и даже в тишине самостоятельно начинаешь задумываться, есть ли у котят яйца, представляешь себе туалетное озеро и думаешь попробовать мухоморы — желательно прямо сейчас.

На пост меня поставили не просто так, ведь на ротацию с увала вернулись не все. Теперь до нужного состава не хватало восемь человек. Из-за этого пришлось увеличить время постов и сократить отдых между ними.

А журналиста (в лице меня) посадить на звенящий каждые полчаса аппарат — тапик, — это проводная связь между позициями, служащая нам с советских времён. Вообще странно смотрится третья мировая с советскими «лепестками», «Точками-У», касками времён ВОВ и тапиками. Где же наши бластеры?

От недостатка сна люди становились всё более «улетевшими». Свистящие мины добавляли эффекта. Парни пытались спать, но тцзыыыыыыыыыынь! — постоянно звонил тапик.

— Как обстановка? — спрашивал голос в трубке.

— По кайфу, — научил меня отвечать Седой.

Сразу после очередного звонка на меня посыпался песок. А перед этим был хлопок, свист, после шелест и бабах — прилёт по нашему сарайчику. Парни резко забежали в здание. На улице сегодня ветрено, летают осколки.

***

Хлопок.

Гладим котят вместе с Шилом. Котята играли с патронами у «цинков» — это такие железные ящички с коробками патронов. Шило вернулся с новыми мыслями.

— Знаешь, чем укропы жопу вытирают? — спрашивает он меня.

Свист.

— Укропом?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары