Я пытался вглядеться в его глаза и понять, что они в данный момент выражают. Они не поменялись — в них и раньше были смирение и лёгкая грусть. Наверное, это и есть доверие собственной судьбе. Ждать было нельзя. Нужна была эвакуация. Лысый сказал, что дойдёт сам, но Токаря в любом случае нужно было нести. Понесли Шило и Томск. Удачи, парни; я, если что, взорвусь за вас.
Через несколько минут всё успокоилось. Стрельба прекратилась. Такое бывает — миномётный обстрел и попытка прорыва под него. Возможно, просто прощупывание. А может, и скучно кому-то стало.
Ополченцы, резервисты, добровольцы и журналист отбили «Семёрку» и поставили кипятиться чай. Встал вопрос, кто пойдёт на пулемётную позицию, на которой за три дня ранило уже двоих. В сарайчике повисло молчание. Кто-то громко сглотнул.
— Хуй с вами, я пойду, — махнул Толстый, взял автомат и направился на пост.
Шило с Томском вернулись. Рассказали, что Токарь остался в сознании, его увезли, будут оперировать. Могут даже сохранить руки, не так всё и критично. Он рассказал им, что стоял на пулемётной точке и при начавшемся обстреле спрятался, но после неудачно выглянул, и мина легла прямо под него. Повезло, что калибр был маленький.
Мужики потихоньку отходили, отряхивались, случилась пересменка, вернулся помрачневший Толстый, и на страшную позицию заступили следующие люди. Шило обратил внимание на свой шеврон:
— Шеврон с «зеткой» в крови заляпал. Хотя так даже красивей. Если бы Z была бы чёрной ещё. И получилась бы чёрная Z на красном фоне. Нацики бы вообще охуели. А поляки с их миномётами тем более. Ничего бы больше не прилетало.
— Во ты ебанутый всё-таки, Шило, — смеясь, прокомментировал Толстый. Но тот стал серьезён.
— Ну а чего? Вы вообще задумывались, что Z — это новая свастика?
— Да…
— Конечно, этого вам не скажут напрямую, — Шило кинул косой взгляд на меня, — потому что нам захватывать земли приходится под предлогом «денацификации». Так, видимо, массам понятнее. Но вообще-то всем неглупым людям ясно, что мы ведём наступательнозахватническую империалистическую войну.
— Шило, заткнись, тебя МГБ пишет.
На подвале красные зетки рисовать будешь.
Мы за дом свой стоим.
Шило не останавливался:
— Да, конечно. И Киев бомбили за Донбасс.
Рассказывай! Если бы Россия хотела, тогда бы ещё области освободила. Но ей мы на хер не нужны. Ей нужна империя! Вся Украина! А сва стика сама по себе, ну, если абстрагироваться от истории, очень даже охуенный символ. Потому что он архаичен. Свастику не запретить, сколько бы Гитлеров её ни обоссало. Потому что архаичное — оно всегда неспроста, всегда сакрально. Оно вызывает внутренние глубоко спящие инстинкты. Настоящие. Не навязываемая культурой хуета о добре, бабочках и всепрощении. А нормальная мужская животная страсть к насилию. К драке, к борьбе, к войне, к до-минации. И Z в этом плане похож на свастику. Пробуждает именно те чувства, какие должен пробуждать подобный символ. Как красный цвет для быка, но душа человека чуть сложнее. Что-то древнее, святое чувствуется в Z. Хочется под этот символ вставать и шагать маршем.
— Под «Лайбах», — неуместно сумничал я.
— Главное, не под немецкие марши.
А то ещё за нациков примут.
Мужики заржали, и я вместе с ними. Осталось продержаться до вечера.
Держать в себе уже было невозможно.
Через несколько часов должна приехать ротация, и мы, наконец, сваливаем. Больше не будет раненых — и тем более мёртвых. Я надел броник, каску и даже взял автомат. В карман засунул рулон туалетной бумаги.
В воздухе пели птицы. И никаких мин.
Путь мой лежал через дальний окоп и чуть дальше по тропинке. Я нагнулся и в полупри-седе побежал. За кустами меня встретила ржавая крутая лестница, ведущая в железный ангар. Я поднялся, соскабливая слои ржавчины с перил. Там действительно было озеро. Не хватало только лебедей. Это был резервуар с водой. Плавала трава, даже что-то похожее на кувшинки, и мусор. Война оставляет за собой много мусора.
Второй этаж шёл вдоль ангара по кругу. Стены были продырявлены разными типами осколков. Справа была дырка, ведущая вниз, в воду. Горкой приподнималась туалетная бумага, но это было настолько далеко внизу, что даже малейшего запаха не чувствовалось.
Я было снял броник и спустил штаны, как увидел странное рядом с дырой — это была пачка влажных салфеток! «Знаешь, чем укропы жопу вытирают…» — устрашающим голосом в моей голове проговорил Шило. Разное я начал думать тогда. Невозможность больше терпеть боролось с намерением немедля убежать. Шутил тогда Шило или нет — кто его знает? Его рассуждения про свастику и Z заставили воспринимать этого старого ополченца всерьёз.
Я зарядил АК и сел. Быстро нагадил. Воспользовался «вологими серветками» фирмы Smile. Меня не убили. «70 % спирту! Дезiнфекцiйнi! Знищують вipycи i бактерii!» Хоть где-то вы принесли пользу.