Читаем Книга Z. Глазами военных, мирных, волонтёров. Том 1 полностью

Лес под Кременной, наоборот, состоял из войны полностью. Он был густ, и это не позволяло зародиться крамольной мысли, будто бы отсюда можно выйти в какой-то иначе устроенный мир. Всё было изрыто окопами вдоль и поперёк, плотность людей, машин и сооружений — как в столице Бангладеш. По всему лесу — протянуты по земле провода, и протянули их, потому что так надо для войны. Верхушки многих сосен были посечены, поэтому под любой минимально густой растительностью обязательно стояла техника, и стояла только потому, что требовалась для войны. Всё вокруг принадлежало и подчинялось исключительно войне и жило строго по её правилам. Всё, что появлялось среди этих сосен, автоматически становилось частью организма войны, и никакого другого предназначения не имело. Если человеку было больно — это он был ранен в бою, и никак иначе. Не упал с велосипеда, не покусала собака, не уронил на ногу холодильник — всего этого здесь не могло случиться, источником травмы и боли мог быть только боеприпас. Смерти — тоже. Никто здесь и не рождался, и родиться не мог, как не было тут и женщин. Понятие «человек» ограничивалось боеспособным мужчиной, а появлялись на свет они сразу взрослые, вылезая из чрева грузовика, микроавтобуса, бронетехники или легковушки на которой приехали. Это заодно обессмысливало и понятие «пола» — когда он всего один, обозначать его избыточно. Царство Войны населяли божьи твари с мужской анатомией, каждая секунда существования которых была целиком посвящена единственному занятию: воевать.

Звуки изменились, став несколько металлизированными: казалось, что из металла или с его примесью сделано всё. Снег вместо того, чтобы хрустеть, лязгал. Поверхность куртки стала напоминать наждачную бумагу. Сигареты имели привкус железа. Поменялось зрение: лёгкие визуалы — как на самом-самом входе в ЛСД-трип — сочетались с предельной концентрацией, словно ты контролировал каждый атом. Собственно, по силе впечатлений и уровню изменённости сознания войну в лесу под Кременной и можно было сравнить с крепким кислотным сеансом микрограммов на триста.

Берег припарковался под одной из сосен.

Мы спешились, дальше надо было пройти пешком метров 700. Где-то недалеко прилетало — работал украинский танк, — и мы ускорили шаг, но из бли жайшего окопа нас окликнул чеченский акцент:

— Машину переставь. Не ставь тут машину. Убери поглубже.

Берег пошёл обратно, скомандовав нам с Баксом:

— Пиздуйте к ним в окоп, ждите меня там.

Мы с Баксом отправились в окоп, где от танкового обстрела прятались ахматовцы.

В окопе было тесновато.

— Кто такие?

— 123-й полк Народной милиции ДНР.

Чеченец некоторое время обрабатывал в голове информацию, судя по всему, вспоминая географию народных республик, а вспомнив, изменился в лице, сделавшись подозрительным:

— ДНР? А тут чего делаете?

— Приехали дронобойству учиться.

— Чему-чему учиться?

Чеченские военнослужащие ведут наблюдение. Фото Дмитрия Плотникова.


— Дроны сбивать. Антидроновыми пушками. К Сурикатам.

— К кому?! Какими пушками? Каким Сурикатам?

Я понял, что с точки зрения чеченца несу кромешную ахинею. Украинский танк затих, словно подслушивая, чем кончится беседа. Я собрался:

— Четвёртая бригада ЛНР, взвод антиБПЛА. Позывной командира — Берег. Приехали к нему.

Это он поехал машину переставлять. Приказал ждать тут. Сейчас вернётся, и мы уйдём, у нас вон там позиции.

— А лента твоя где?

— Чего? Какая лента?

— Какая-какая. Красная! — чеченец показал на красный тактический скотч, намотанный у него на рукаве. Мы с Баксом его намотать забыли, но красный скотч был почему-то намотан на прикладе моего автомата.

— В спешке собирались, не намотали.

— А на автомат намотать успел?

— Такой выдали.

— Документы давай.

Я не представлял для чеченцев никакой опасности, но парни явно нервничали — танк их знатно напугал, а я всё ещё выглядел подозрительно странным идиотом. Я показал свой военник ДНР и начал щебетать без остановки, забирая внимание и рассказывая, как дела у нас на фронте (кажется, нечто подобное я уже делал буквально вчера). Дело в том, что у русского еврея Бакса никакого военника не было.

— У вас тут лес, красиво. У нас поля одни, да деревни нищие на освобождёнке. Домов целых под Угледаром уж не осталось почти.

Но, конечно, у вас сильнее гораздо пиздорез.

Мы вот у себя… — пока чеченец изучал мой военный билет (где, к слову, про антиБПЛА ничего сказано не было и не могло быть сказано, ведь военной специальности такой официально не существует), я пытался завязать беседу с остальными чеченцами старым, как мир, способом «а вот у нас в полку был случай», пока не понял, что занимаюсь чепухой, ведь у меня с собой есть командировочный лист. В нём написано, куда я еду, зачем и к кому. Его я и показал, после чего вопросы ко мне исчезли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары