Книга Z. Глазами военных, мирных, волонтёров. Том 1

— Тут танк постоянно шмаляет, аккуратнее. Говорят, «Леопард». Немецкий. Немцы им поставили их уже. А вон там заминировано, не ходите, — чеченцы рассказывали нам, куда мы попали, а заодно предложили перекусить. Я вежливо отказался, сославшись на то, что нас только что кормили, и открыл топливо войны — «Ред Булл». Я и раньше пил его неистово, а на войне он порою был единственной жидкостью, которую я потреблял за день. Я мог бы стать амбассадором «Ред Булла», постоянно с ним фотографируясь в различных околовоенных декорациях, если бы только у фирмы-производителя была правильная позиция по СВО.

Берег вернулся:

— Шо тут у вас, нормально всё?

— Да, нормально. Тихо пока.

— Погнали, идём за мной строго, мины могут быть.

Мы поблагодарили чеченов за гостеприимство, вылезли из окопа и ушли.

— Ахмат — сила! — крикнул кто-то вслед.

— Слава России! — ответил я.

Украинский танк, по счастью, не проснулся. По пути на наши позиции Капитан Берег ругался, что не любит войну зимой из-за обилия слоёв одежды. «Старый уже, устаю. Вот летом заебись, вышел налегке — и сил полно». Я возражал ему в том смысле, что летом хочется купаться, жарить на костре мясо, наслаждаться солнцем — проще говоря, жить, тогда как зимой холод, хмарь и темень, из-за чего жить хочется уже не так сильно, а значит, можно и повоевать. Берег парировал, что жить ему больше всего хочется как раз на войне. За этими разговорами мы скоротали время и добрались, наконец, до Сурикатов.

Расчёт стоял в окопе среди прочих бойцов. Это были первые дронобойцы Берега, вписавшиеся в его великую авантюру. Он их называл «золотой состав», а ещё — «чудовища». Нацболы Серёга Демидов и Миша Боровских — долговязые балагуры — были дуэтом и на службе, и по жизни. Духовные сиамские близнецы.

— Короче, показывайте Фунту с Баксом, как у вас всё работает, а я пойду тренировать снайперскую лёжку, — сказал Берег и ушёл в блиндаж. Чудовища показали мне, как собирается обнаружитель, с помощью которого в небе можно дистанционно найти вражеский дрон, как он работает, как нужно дрон искать и, наконец, как функционирует антидроновое ружьё: из чего состоит, как им пользоваться и какие у этого процесса есть тонкости. Тонкостей было достаточно, но если их опустить — со стороны борьба с дронами напоминала скорее не охоту на птиц, а рыбалку. Смотришь на экран анализатора, ждёшь, когда клюнет, и подсекаешь добычу ружьём — а там как повезёт. Если не повезёт совсем — добычей окажешься сам.

Ружьё очень легко пеленгуется, а дронобойцы портят противнику слишком много планов, поэтому их стараются убить при любой возможности.

— Сегодня скучно, Фунт, надо было позавчера тебе приезжать. Сейчас уже хохлы к нам даже не суются на своих дронах.

Знают, что не долетят.

Мы стояли в окопе высотой чуть больше человеческого роста. Окоп пролегал вдоль двухполосной дороги, рассекавшей лес, — метрах в пятидесяти от неё. Сразу через дорогу лес продолжался, и там были уже украинские позиции. Кроме того, хохол стоял и в «нашей» части леса чуть дальше, метрах в 500–700 от нас на девять часов. На этой позиции Сурикаты работали третий день. Над нами, а также по нам, не переставая, летело всё, что можно вообразить. Летели мины разных калибров, с характерным раскатистым лязгом вспахивая лес. Летели гранаты, перелетая куда-то к нашим соседям со следующих линий окопов. Летели танковые снаряды, один из которых однажды ляпнул неподалёку и контузил антенну, но не причинил ни единого увечья бойцам. С нашей стороны, к тому же, летала наша авиация, урабатывая лес, занятый украинцами, — от её снарядов ощущается какая-то по-особому зловещая вибрация, словно земля не только дрожит вверх-вниз, но и слегка раскачивается в стороны и по кругу. Короче, летать тут могло всё, изначально для этого так или иначе приспособленное, и летало оно повсюду. Не летали лишь украинские дроны. Я изучал переключение режимов работы антидроновой пушки, когда по нашему окопу началась, наконец, стрельба.

Сняв пушку с предохранителя, я понял, что:

— в окопе почти никто понятия не имеет, что это за хуй (я),

— на мне нет тактического скотча,

— у меня нет командира,

и принял решение посмотреть, что будут делать другие солдаты. Они огрызнулись очередями по хохлам, которые затеяли разведку боем, а дальше не стали делать ничего. Я последовал их примеру. С другой стороны окопа прибежал какой-то боец и тихонько меня окликнул:

— Брат, откуда работали?

— Оттуда, — я показал направление очереди, хотя и не был до конца уверен, что оно правильное, — вчерашний случай с комендатурой красноречиво и своевременно напомнил, что на войне нет ничего хуже нерешительности. Позади нас кто-то яростный накидывал по хохлам из АГС, стрелкотня стихла, и я обустроился на позиции пулемётчика. Не отрываясь от наблюдения за своим сектором, тот раздражённо сообщил мне:

— Где ты расселся — туда вчера прилетело. Два двухсотых.