Книга Z. Глазами военных, мирных, волонтёров. Том 1

В здешних краях это не редкость — голоса из трубок, которые невозможно верифицировать, часто вероломно вмешиваются в ход событий, и им не то чтобы принято перечить. Голосам в трубках достаточно осведомлённости и убедительного набора слов навроде «главное управление», «особый отдел», «специальная служба», чтобы менять реальность. Думается мне, толковый телефонный пранкер в союзе с разведкой легко способен перерисовывать линию фронта, разоружать полки и внедрять новые правила в армейские корпуса. Возможно, так всё и происходит — это бы очень многое объяснило.

Суть моей миссии заключалась в том, чтобы забрать тело Шестого (на момент гибели он был в госпитале в Петербурге, и его тело отказывались отдавать родственникам: по военным обычаям забрать Лёху мог только представитель военной части, где он служил); доставить тело в Набережные Челны и передать местному военкомату; принять участие в похоронах и собрать там мешок различных документов, которые помогут военной части укомплектовать папочки, а родным — получить положенные выплаты.

Осложнялась же моя миссия очень скудными вводными как, что и где («разберёшься сам как-нибудь по пути»), необходимостью перемещаться строго «по военной линии» и сомнительным статусом моего подразделения. Мой полк Народной милиции ДНР только два месяца назад формально превратился в полк Вооружённых Сил РФ, а реальная интеграция «в большую армию» только началась. Как у известного кота: мы как бы уже были, но как бы нас ещё не было. Похоронить при этом Шестого следовало именно как российского солдата. Мы на тот момент понятия не имели, как устроена бюрократия ВС, а они понятия не имели, какие уклады царят у нас. В ВС РФ нас беззлобно называли «ОПГшники», а мы их обычно величали просто «россиянами», а то и «русскими», хотя сами москвичи. «Союзная армия», одним словом.

В целом же я был рад, что честь проводить Лёху в последний путь выдалась именно мне — его командиру. Шестого я любил и испытывал чувство вины за его гибель: отправляя его на то роковое задание, я чувствовал, что делать этого не надо, но изменил своим принципам и проигнорировал чуйку. Мне казалось, что я немного смогу искупить вину, если разделю с ним возвращение домой и поддержу его родных. Мне казалось, что моя роль в этом важная и нужная, и отнёсся яке своей миссии со всей ответственностью. Мой прямой командир Холод также отнёсся к затее положительно, легитимизировав приказ из трубки: «Езжай, не препятствую, докладывай по обстановке». В дорогу мне дали доверенность на тело и похоронку для родных, в которой было написано, что «рядовой Гарнышев, проявивший героизм, стойкость и мужество в боях за освобождение Донецкой Народной Республики, верный военной присяге, братьям по оружию, получил ранение в ходе выполнения боевой задачи по освобождению г. Угледара, вследствие чего скончался…». Таких записок я ещё не передавал.

МОРГ

В следующий же рассвет я стоял в назначенное время в назначенном месте: возле морга у каких-то гаражей. Моим проводником в Ростов через ноль (так называют военные тропы через границу), конечно же, оказалась никакая не Звёздочка, а два похожих на отца и сына зевающих военных. «Да где этот гад с ключами!» — возмущались они, а я разглядывал землю вокруг гаражей: на ней было необычайно много предметов. Разбитые наручные часы, крестики, наколенники, какие-то тряпки… Наконец из-за «Урала» выбежал некто с ключами от гаражей, которые оказались рефрижераторными контейнерами.

«Ну шо, грузимся да едем!» — воскликнул военный постарше и широко отворил двери рефрижератора. Внутри беспорядочной кучей валялись друг на друге мёртвые тела: в форме и голые, целиком и по частям. Обгорелые и израненные.

Фото автора.

В нос ударил удушливый кисло-сладкий запах с душком полежалого крепкого сыра.

— Хули ты это говно со склада принёс, опять руки не отмоешь! Тащи те, что гуманитарщики привезли! — старшего явно не устраивало качество казённых перчаток.

Покойников стали сволакивать за оставшиеся конечности на улицу, класть в пакеты и забрасывать в кузов. Окоченевшие тела находились в самых изощрённых позах и формах — скрюченные руки, пальцы, перекосившиеся лица… Благодаря украинцам, фанатично спамящим в начале войны в интернет-комментарии фотками трупов, вы наверняка можете это легко представить. Мне поручили считать.

1, 2, 3, 4, 5, 6… Выкуривая одну за одной сигарету, я считал мёртвых русских солдат, стараясь отводить взгляд от излишне обезображенных трупов. Иногда от них что-то отваливалось или что-то из них выпадало — особенно из тучных тел. С трупами крупных мужчин вообще было очень много проблем. Их сложно было уложить в мешок и вдвоём не поднять — здесь приходилось помогать мне. Читающий, если ты толстый — похудей, пожалей будущих братьев по оружию.

— Чьи это трупы? — спросил я.

— Не трупы, а тела, — недовольно поправил меня старший. — Россияне это всё. Добровольцы вроде как.