Он — из той плеяды ополченцев первой волны, которая не смогла найти себя в мире бюро кратии и государственных корпораций, поэтому он то снимал кино про Донбасс, то спасал детей Арцаха. Или же, как в данном случае, покупался на развод мутных личностей, вербовавших пехоту в непонятные ЧВК в донецких кабаках всю осень и первую часть зимы для участия в скором вооружённом конфликте.
О том, что война неизбежна, могли не знать в Москве или Киеве, но в Донецком баре «Хмельная Марта» об этом подозревали. Именно там, попивая пиво с мясом из хоспе-ра, делая перерывы на то, чтобы затянуться сигаретой, собирались те, кого затем бросят на Киев, Харьков и, может быть, ещё какие-то другие города. Собирались по протекции, как объявлялось очень громко, Аквариума (бывшее ГРУ[85]
). Пехотинцам обещали 4000 долларов в месяц и места в будущих ВГА[86].Переживания за своего друга, отбывшего в Белоруссию в первой половине февраля, смешивались с тревогой за русскую армию и Россию в целом. Дело в том, что нормальное государство и нормальная армия, по моему тогдашнему мнению, не нуждались в подобных инструментах для Zахода. И если государство нуждается в маргинальных группах, то нас ждёт кровавый блудняк. Но в феврале я настойчиво гнал от себя эти мысли.
Пока мой тогдашний круг общения постепенно покупался на обещания то тех, то других структур в связи с участием в Zaxoдe, я пытался найти свидетельства подготовки ДНР к войне.
Уже под самое начало войны у нас будут проведены эвакуация и мобилизация, но в начале февраля размеренную донецкую жизнь ничто не нарушало. Не было свидетельств подготовки пунктов временного размещения к потоку беженцев, не начинались поставки строительных материалов для экстренного ремонта, знакомые медики и спасатели также не получали указаний.
Создавалось очень противоречивое впечатление: одни — военные и разведывательные — каналы уверяли, что скоро всё начнётся, а другие — гражданские — пребывали в неведении. Всё это вместе выглядело как грядущая гуманитарная катастрофа. Забегая наперёд, так оно и оказалось — спасать мариупольцев приходилось пёстрой куче воюющих подразделений, понаехавших гуманитарщиков и журналистов, а также примкнувшему к ним Турчаку[87]
.Февраль тёк очень медленно. Горохов уехал, а вместо него в Донецк начали прибывать те, кого затем назовут новым русским гражданским обществом. Первой ласточкой стал Владлен Татарский, также уверенный в скором гаходе и решивший быть поближе к делу. Он провёл восхитительное выступление на встрече со своими фанатами. Владлен был ярок, искренен, и с него можно было писать картину «Донбасс жаждет расплаты».
Затем в город начали приезжать журналисты. Часть из них, по всей видимости, имела какие-то инсайды, другие же поехали в ожидании политического урегулирования, мол, «опять обманули, но вот несколько репортажей из попсовых мест: вот я у аэропорта, вот я на югах, вот к друзьям на позиции приехал, а вот монолог бедной бабушки с улицы Стратонавтов»[88]
.С каждым прибывшим членом будущего гражданского общества в воздухе всё больше и больше пахло движухой. Ещё летом 2021 года я с друзьями занимался вандализмом, тегая по бульвару Шевченка надпись «Бульвар Русского Ополчения», изнывая от скуки и минского безвременья. Спустя полгода понаехавшие журналисты фотографировали наш вандализм и писали об особом русском духе на этом самом Русском Фронтире.
Спустя полтора года я жалею лишь об одном: когда Владимир Грубник[89]
распечатал шевроны с буквой Z — первые, таких тогда ещё ни у кого не было, — я постеснялся попросить у него несколько десятков на продажу. Тогда, в середине февраля, на этом можно было заработать достаточно много денег.Z — изначально обычный тактический знак, маркировка техники одной из групп войск, стараниями моих коллег по ОПСБ[90]
стала политическим заявлением. Как уже было сказано, о войне знали только силовики, гражданским ведомствам о ней либо забыли сообщить, либо они не поверили. Поэтому их работу ещё до 24 февраля делали обычные люди.Изначально Z не должна была становиться каким-то каноничным символом долгой войны, а тем более Новой Русской Нации, Сбросившей С Себя Либеральный Морок. Нет, Z — символ сравнительно небольшой группы лиц, заинтересованных в свинореZе. Z — это требование Zаходить и напоминание, что грязь Zамёрзла и техника может спокойно идти вперёд.
Но так как символы и медиаобразы у нас были либо прошловоенные, из Русской Весны, либо их не было вообще, Z идеально зашла людям, в первую очередь информационщикам, у которых никаких актуальных методичек не было.
В мечтах моих символом Z мирные русские жители Новороссии и Малороссии отмечали бы свои бомбоубежища, а ВСУшники рисовали бы её на полотнищах для безопасной сдачи в плен.
Вышло немного не так, но не в наших силах было это изменить. Если российская пропаганда восемь лет назад говорила, что Донбассу никто ничего не обещал, то сейчас российской пропаганде я могу ответить, что нас никто не нанимал, чтобы за результаты спрашивать.
Кушайте то, что вам бесплатно дали.