Прошел месяц, а дождь не переставал. В домах все отсырело, хотя по разу в день топили печи. Огороды напоминали болото, а небольшое озерцо, что лежало в низине за деревней, стремительно увеличивалось в размерах и уже начало заливать усадьбы, что на задах полого спускались к низине. Окружило озеро и стоящее на взгорке кладбище. Завклубом Иван Копылов предложил рыть канал, чтобы спустить воду из озера в реку, – огород Копылова затопило почти полностью. Мужики послушали, прикинули. Говоров даже шагами измерил расстояние от озера до реки, и решили: без экскаватора канал не осилить. Но так как своего не было, а из райцентра не пригонишь – снесло мост через речку Татарку, – то разговоры о канале так и остались разговорами.
В деревне все чаще вспоминали предсказание бабки Фаины, все чаще говорили о голодной зиме, хотя оптимисты утверждали, что если дождь перестанет, то картошка еще, может, и вырастет, но вскоре замолчали и они.
И вот, когда отчаявшаяся деревня потеряла всякую надежду, дождь перестал, небо впервые обрадовало голубизной, солнце обрушило такое тепло, словно пыталось наверстать упущенное. И люди наконец-то уснули спокойно…
А ночью озеро столкнуло деревню в реку. Погибли все. Осталось деревенских только три человека: Григорий Дудкин, прозванный летописцем, так как много лет писал историю села (он в момент трагедии лечился в районной больнице), Алексей Бусоргин служил в армии, и в техникуме училась Лена Суханова.
Дудкин поселился в соседней деревне, а летом неизменно жил в небольшой избушке рядом с тем местом, где стояла Боровая. Алексей после службы уехал в город, в котором училась Лена, поступил работать на завод, а через год они поженились. Когда брали отпуск, обязательно приезжали к Дудкину, по словам старика, единственному родственнику, – для убедительности он клал руку на летопись, мол, все в деревне в той или иной мере были родственниками. Шли вместе с Дудкиным к большому деревянному кресту, воздвигнутому на берегу реки, а на нем поименный перечень всех погибших…
– Никого не забыл, – говорил Дудкин, проводя рукой по фамилиям на кресте. – Настюшке-то нашей всего неделя была, день прошел, как их с матерью Васятка из больницы на моторке привез… Эх, жизнь! Виктор Заусаев Афганистан прошел, дважды ранен…
Старик мог говорить о погибших часами. Дни, проведенные у него в избушке, были заполнены воспоминаниями об односельчанах.
Однажды Алексей получил от Дудкина телеграмму с просьбой срочно приехать. Раздумывать не стал, Лена осталась дома с детьми, а он выехал в тот же день.
Дудкин лежал в больнице. Через силу улыбнулся вошедшему в палату Алексею: «Здравствуй, Леша. Спасибо, что приехал. Умираю я. Умер бы уже, да тебя ждал. Летопись передать надо». Говорил он тяжело, с перерывами, хватая воздух широко открытым беззубым ртом.
– Да что ты, дядя Гриша, тебе еще жить да жить, – начал было Алексей, глядя на осунувшееся лицо старика, но тот перебил:
– Да отжил я свое, хотя еще бы немножко не помешало. Давай о деле поговорим. Летопись в тумбочке лежит, возьми, почитай. Приходи утром. Чую, не доживу до завтрашнего вечера. Апельсины забери, ничего нутро не принимает… Хотя ладно, оставь. Мужики придут, угощу. Целый день во дворе сидят, теплая нынче осень…
Алексей достал из тумбочки большую, размером с гроссбух, толстенную книгу.
Как он мечтал в детстве заглянуть в нее, прочитать, что же там написал про деревню дядя Гриша! И вот летопись у него в руках.
– Утром буду. Может, все же принести чего?
– Спасибо, Леша. На этом свете мне уже ничего не надо. Ну, а на том, что заслужил, то и получу. Иди, нечего меня караулить.
По дороге в гостиницу Алексей зашел в столовую. Все с удивлением глянули на лежащую на краю стола огромную книгу. А Алексей, не замечая любопытных взглядов, думал о Дудкине. С его уходом у них с Леной не останется ни одного близкого человека. И ужасом наполнялась душа от этой мысли.
Гостиница была полупустая. Бусоргин один занимал двухместный номер, и ему никто не мешал. Хоть Дудкин и просил его прочитать последние страницы, все равно Алексей начал с первой – не все подряд, а так, перескакивая.
«20 сентября 1946 года. Вернулся с фронта Суханов Иван, добивал на Украине бандеровцев, имеет медали и два ордена Красной Звезды. Из двадцати ушедших на войну вернулось четверо, из них два инвалида…»
Алексей хорошо помнил Суханова дядю Ваню, Ленкиного деда. Высокий, статный, он раз в год, в День Победы надевал китель с наградами, и бабушка Алексея говорила:
– Вернулся Иван, бабы с ума по нему сходили, а женился на некрасивой Марье. Любовь зла, – и тяжело вздыхала. Долгое время Суханов был председателем колхоза.
«1967 год, октябрь. В деревне сразу две свадьбы. Николай Семенов взял в жены Нину Смольникову, гуляла вся деревня, драк не было. А вот на свадьбе Гены Бусоргина с Олей Китаевой братья Говорины напали на жениха. Не мог простить младший Говорин, Сашка, что Оля предпочла не его. Жених неделю ходил с синяком под глазом. Говориным досталось больше – постарались и сам жених, и Ольгины братья…»