Книга жизни [сборник]

– Грязные?… – Мария глянула на отца опухшими от слез глазами. – Ах какие мы чистюли, замараться боимся. Да это вы, отцы, виноваты, что ворье захватило в стране власть, богатеет, а честные люди разоряются. Вы виноваты, что у нас нет денег на лечение, нет денег даже выехать из деревни, а эти скоты отдыхают в Ницце и на Канарских островах. Виноваты в том, что ваши дети не могут так жить, и вынуждены или воровать, или идти в проститутки. Виноваты, потому что спокойно смотрите на это и молчите, как бараны. Да, меня не приняли в институт, потому что я не раздвинула ноги перед гадом из приемной комиссии. И тут появились добрые дяди, сказали, что они из театральной студии, и пригласили к себе, и увезли прямо из коридора института… И насиловали потом неделю, насиловали и фотографировали. А потом сказали, что если я откажусь на них работать, они покажут эти фотографии вам. А если это не подействует, то убьют вас… Ваших детей насилуют, а вы только делаете, что морализируете, а их надо давить, давить, давить, как тараканов, давить… – Мария разрыдалась и выбежала в соседнюю комнату.

Новоселову хотелось пойти к дочери, обнять ее, успокоить, но он не тронулся с места.

Утром Мария – оба так и не уснули – в шубке, с сумкой через плечо вошла в комнату:

– Я ухожу. Прощай, папа!

Новоселов поднял голову, тихо сказал:

– Прощай, дочка!

А к обеду в деревню въехала машина, в которой сидели трое рослых крепких парней, все коротко острижены, все в черных кожаных куртках.

Первым, кого они встретили, была бабка Кузьмичиха, вот ее парни и попросили показать дом Новоселовых. И Кузьмичиха обстоятельно рассказала, что дом Новоселовых стоит возле клуба, «вон, где красный флаг, флаг-то вывешивает завклубом, а вроде не коммунист был, а пятый дом от клуба их будет», что у Новоселовых горе, умерла жена, что на похороны приехала Мария, дочка, она у них артистка…

При этих словах парни хохотнули:

– Точно, артистка.

– Так вы ее знаете, поди, и сами артисты? – Кузьмичиха нагнулась, держась за поясницу, чтобы получше разглядеть сидевших в машине, может, видела по телевизору. Но парни были похожи друг на друга, как инкубаторские, и даже как-то не запоминались.

– Артисты, бабуля, артисты, да еще какие, – ответил тот, что сидел за рулем, и машина сорвалась с места, обдав Кузьмичиху снежной пылью.

Но в дом Новоселовых парни так и не вошли. В сенях им дорогу преградил хозяин. Он висел, чуть не доставая ногами пола, и словно дразнился посиневшим языком.

Парни не стали ни доставать его из петли, ни говорить кому-либо об увиденном. Лишь догнав Кузьмичиху, спросили у нее, есть ли у Новоселовых родня. Кузьмичиха в ответ развела руками:

– Нету, милые, нету. Новоселовские мужики особенные, своих, деревенских, в жены не брали. Наособицу жили, наособицу… – Кузьмичиха поговорила бы еще, но машина уже отъехала.

В райцентре парни, совсем случайно, заметили Смольникова, завлекли обманом в машину и увезли в лес. И долго пытали, надеясь узнать, где скрывается Мария. Смольников и рад бы был сказать, но он ничего не знал, потому и остался лежать в лесу с проломленной головой.

А Мария?

След ее затерялся. Велика Сибирь-матушка!

Книга жизни

Деревушка Боровая, что выстроила избушки в ряд на крутом берегу реки, ничем особенным похвастаться не могла. Стоял, правда, возле клуба памятник Семену Китаеву. Командиру красного отряда, что храбро сражался против колчаковцев, но в наше время герои гражданской войны как бы в опале, да и исчезли пионеры, что прежде в майские и ноябрьские праздники застывали возле памятника в почетном карауле. И потому самой заметной личностью, достопримечательностью села была перешагнувшая девяностолетний рубеж предсказательница и знахарка бабка Фаина. Вот она-то, когда на пригорках стаял снег и от нагретых солнцем домов запахло тем особым весенним запахом, сказала, сидя на лавочке, собравшимся бабам:

– Беда идет на деревню, а с какой стороны – не ведаю. Но большая беда будет, ох, большая… Пошто Господь не дал умереть раньше…

Бабы тут же разнесли ее слова по деревне, но односельчане отнеслись к этой новости спокойно, никто не заохал, не стал гадать, откуда может беда нагрянуть, выслушали и все, хотя бабка Фаина славилась точностью предсказаний. Общее настроение, пожалуй, выразила Ульяна Хорошева:

– Да какая беда может навалиться? Хуже той, что принесла в деревню новая власть, уже не будет.

Действительно, до предсказаний ли было деревне, скоро пахать, сеять, а нет запчастей для ремонта тракторов, нет дизтоплива, кончились корма…

Вспомнили о бабкиных словах, когда в своем доме сгорели супруги Клепиковы, но это мог предсказать каждый – Клепиковы пили, не просыхая. Вспомнили и тут же забыли, не до этого было. Дождь, потушивший остатки клепиковского дома, останавливаться не собирался, а лил и лил. К вечеру вроде утихал, но за ночь ветер опять подгонял тучи, и все начиналось по новой…