В первый день мне было непривычно ходить по дому в молчании. Всего там собралось человек пятьдесят, и я все время сталкивался с людьми в коридорах, в очереди за едой или в ванную, но мы с ними не обменялись ни словом. Зато за один день я улыбался незнакомым людям чаще, чем за месяц обычной жизни, но смотреть в глаза посторонним мне все еще было неловко.
В столовой, где нам дали простую буддистскую пищу – гороховый суп и хлеб из цельносмолотого зерна (возможно, не лучший выбор для поддержания тишины в организме), я обнаружил, что напротив сидит женщина лет сорока пяти. Я не знал, на чем остановить взгляд. Мы сидели достаточно близко, вторгаясь в личное пространство друг друга, но невозможность даже поздороваться заставляла чувствовать эту близость особенно остро. Невозможность светского разговора – это так странно. Учителя говорили нам, что нужно находить утешение в совместном опыте, поддержку – в молчании. Однако мне это давалось тяжело, и меня не покидало ощущение полной изоляции.
Помещение, в котором мы медитировали, напоминало маленькую церковь, и мы сидели или стояли на коленях на ровных рядах циновок. У каждого имелось личное «гнездо» из подушек, одеял и маленьких деревянных табуреток, чтобы было удобнее сидеть. Перед нами сидел учитель, обычно молча, лишь изредка давая указания. Когда я устраивался на циновке в первый раз, то осознал, что не только физически не подготовлен к таким позам, но и не знаю, как нужно медитировать. «Откуда вы узнаете, что у вас есть тело, в данный момент… по дыханию?» – размеренно и тихо спрашивал учитель. Лет двадцать назад я учился самогипнозу и примерно в то же время с помощью метода Александера пытался улучшить свою осанку и теперь старался медитировать, совмещая две эти техники и прислушиваясь к подсказкам учителя.
Учитель спросил, откуда мы знаем, что «обитаем в теле». Помимо дискомфорта и дыхания, об этом говорили окружающие меня звуки. Это уединение никак не назовешь тихим! Над залом для медитации устроили гнездо грачи; громкие крики и галдеж птиц, кормивших своих птенцов, разносились по всему помещению; к ним примешивалось тихие трели черных дроздов и воркование голубей. Были и менее поэтичные звуки: бульканье – в батареях отопления и в животах людей – и кашель. На следующий день до меня дошло, что привыкание к этим звукам и использование их – составная часть медитации.
По дороге сюда я прочел несколько научных статей о том, как ментальная практика изменяет нейронные связи в мозге, и в них описывались стадии управления вниманием во время медитации, которые я копировал[381]
. Начинать нужно с фокусировки – скажем, на том, как дыхание проходит через ноздри. Мысли будут неизбежно перескакивать с одного предмета на другой. Обнаружив, что отвлеклись, вы должны вернуть внимание к первоначальному фокусу. На каждой из этих стадий в работу включаются разные участки мозга. В эксперименте, поставленном Венди Хазенкамп, испытуемые двадцать минут медитировали в функциональном магниторезонансном томографе, который регистрировал активность мозга. Участников эксперимента просили нажимать кнопку, когда они обнаруживали, что отвлеклись, а затем возвращаться к выбранному фокусу. У людей с опытом медитации выявилась бо́льшая связность между разными отделами мозга, что могло быть использовано для того, чтобы поддерживать внимание и не отвлекаться[382]. Возможно, такая повышенная связность существовала еще до начала многолетней практики медитации, и в таком случае она может служить свидетельством, что эти люди хорошо приспособлены для медитации. Возможно и другое объяснение – медитация изменяет нейроструктуру. Внимание требуется не только для медитации; оно играет важную роль в когнитивных процессах. Многие аспекты медитации – готовность, абстрагирование, переключение, поддержание внимания – полезны во многих областях жизни.Пережив первые несколько медитаций, я схватил чашку кофейного напитка из ячменя и цикория (готов поспорить, у вас уже потекли слюнки!) и удалился в гостиную. Обстановка вызвала у меня ассоциации с печальным домом престарелых, в котором сломался телевизор. Стулья были расставлены вдоль стен, и мы все сидели, разглядывая свои чашки, стены или окна, в которых виднелись темнеющие зеленые холмы. Я решил лечь спать пораньше. Моими соседями по спальне были два незнакомца, и я даже не мог пожелать им спокойной ночи. Похоже на сцену из сериала 1970-х гг., в котором брак дал трещину – в нашем случае гражданский брак трех людей одного пола. Мы бродили по комнате, не глядя друг на друга и не разговаривая, расходились словно корабли в ночи.