Книги, годы, жизнь. Автобиография советского читателя

Что сказать о моем отношении к собственным учебно-методическим работам? Видеть свое имя в печати я привыкла давно. Первая публикация одного моего стихотворения в нашей вечерке «Горьковский рабочий» состоялась, когда я училась в девятом классе; помню, как меня поздравляли учителя и одноклассники. Даже гонорар запомнился – 9 рублей (60 порций моего любимого мороженого!). Но никакого приступа честолюбия не последовало. Конечно, первая научная монография, изданная в Москве, целую ночь пролежала в изголовье моей постели, но и только. Научные публикации (а их более 200) тоже доставляли скорее спокойное удовлетворение. Видимо, ген «желания славы» развит у меня слабовато, как и у всей нашей семьи, впрочем. Подлинно счастливыми стали другие моменты. В 2000-х годах я тяжело заболела, диагноз поставили не сразу, и я, порядком измученная, провалялась в больнице около двух месяцев. И вот мрачным зимним утром, стоя в очереди на сбор анализов с именной историей болезни в руках, я услышала от своей соседки: «Ой, вы Русова? А у меня дочка по вашим книжкам училась…» В коридоре посветлело сразу. И, конечно, письма, письма читателей и учителей. Это оказалось слаще любых гонораров (кстати, до неприличия маленьких), премий и официальных отзывов. Твои страницы нужны, помогают, радуют, воодушевляют… Больше всего боюсь, что сказанное может показаться позированием и похвальбой, но… это правда: выше и счастливее нет ничего. Только материнство да общение с любимыми учениками.

Репетиторство, постоянный диалог со сменяющимися поколениями подростков и, конечно, преподавание окончательно сформировали мое убеждение в непреходящей ценности и радости просветительства. Главное, чем обладает народ, – это его культура, и участвовать в ее сохранении, приумножении, активизации и честной интерпретации – высший долг интеллигента. Если я чем-то горжусь в собственной жизни, так это тем, что в меру своих сил этот долг выплачивала.

Общение с ребятами не позволяло литературным, общекультурным, политическим оценкам закостеневать, превращаться в ограниченные и смешные догмы. Каким бы преувеличением это ни выглядело, но именно преподавание во многом способствовало моему разочарованию в советском проекте. Истинных нравственных ценностей очень немного, и не стоит постоянно обновлять их вечный набор. Глухота и инертность общества гибельно отражаются на школе, и раннее разочарование молодежи – в книгах, в людях, в окружающем – верный симптом неблагополучия и грядущих перемен…

И вновь об эпохе застоя (1972–1985)

Вернусь в 70-е годы прошлого (уже прошлого!) века. Для меня это десятилетие насыщено плотной, активной и всегда интересной профессиональной работой. Именно тогда была создана наша хоздоговорная группа при кафедре русского языка, занимавшаяся разработкой лингвистического обеспечения информационно-поисковой системы для промышленности строительных материалов – в сотрудничестве с соответствующим московским НИИ. Приходилось решать массу нестандартных лингвистических задач, причем в достаточно ограниченные сроки, не оставлявшие времени для пустых и бесплодных изысканий. Кстати, в этот период я впервые столкнулась с проблемой, актуальной и в сегодняшней России: как заставить людей активно и производительно работать? «Лошадки», вытягивающие на себе основную тяжесть, существуют в любом коллективе, но что делать с «пассивом», требующим и получающим свой кусок хлеба с маслом? Особенно трудно решить эту задачу в случае интеллектуального труда. Допустимая мера компромисса – вечный вопрос межличностных отношений, и каждый отвечает на него в соответствии со своей нравственной и эмоциональной структурой…