Вернусь, однако, к литературе школьной. Если относительно Горького, Блока, Маяковского в постсоветском литературном образовании еще достигается какой-то общеприемлемый консенсус, то рождение homo soveticus’а, отраженное в произведениях А. Фадеева, А. Серафимовича, Н. Островского, трактуется весьма неоднозначно – в зависимости от степени ностальгии конкретного учителя по советским временам. На мой взгляд, нет никакой необходимости отрицать привлекательные черты личности, рожденной революционным опытом и действием, важно лишь помнить и напоминать ученикам об обратной стороне медали. Так, справедливая и осознанная ненависть к старому миру оборачивается отторжением и того, что заслуживает не проклятия, а благословения и сохранения; преданность освободительной революционной идее – некритическим отношением к ней и слепым догматизмом; моральная чистота и готовность жертвовать собой перерастают в оскорбительное невнимание к близким людям. Безусловно оправданным видится мне обращение на школьных уроках к «Конармии» Бабеля, при всей ее безумной и пластической жестокости. Помимо художественного совершенства, эти рассказы доносят до ребят жутковатую, но, несомненно, имеющую право на обсуждение концепцию: ужасы Гражданской войны не только не породили нового человека, но разбудили в человеке старом самое темное, стихийное и зверское начало.
Темного и зверского немало и в «Тихом Доне», но целителен главенствующий пафос романа – гимн жизни и проклятие ее губителям, утверждение Дома, Труда и Любви как вечных человеческих ценностей. Правда, мало кто из нынешних школьников одолевает четыре тома в полном объеме; мне, однако, это кажется меньшей потерей, чем провалы в знакомстве с «Войной и миром», тем более что и «Тихий Дон» замечательно экранизирован С. Герасимовым. Во всяком случае, целесообразнее знакомиться с «Тихим Доном», а не с «Поднятой целиной», лежавшей на школьных партах нашего поколения.
Подлинной находкой для нынешнего старшеклассника видится «Мастер и Маргарита». Читают этот роман все, даже самые отъявленные нелюбители книжных страниц. Пространство для дискуссий открывается просто безграничное, и все без исключения проблемы «архисущественны» для юношеского возраста (согрешу и позаимствую любимую приставку Владимира Ильича). Любовь, верность, вера, тайна творчества, тайна власти, независимость, отвага сопротивления – чего только нет в этом тексте.
А вот «Доктор Живаго» и платоновский «Котлован» не кажутся мне бесспорными кандидатами для подробного текстуального изучения в школе. Слишком выламываются они из освоенной ребятами литературной традиции и парадигмы, а внятная и непротиворечивая интерпретация недоступна и сегодня многим учителям – что уж говорить о детях. Это чтение по плечу разве только обитателям гуманитарных школ и гимназий.
Настала пора подвести итоги репетиторского периода. Главным результатом, помимо нескольких сотен подготовленных абитуриентов, стали мои учебные пособия – общим числом ни много ни мало 29. Особенно популярной оказалась книжка «Как стать грамотным», выдержавшая 8 изданий – и в Нижнем Новгороде, и в Москве. Она выросла из шпаргалок, упражнений и методических советов, которые я давала ребятам, чем, наверно, и объясняется ее широкое распространение. Имели успех и книжки, посвященные технологии написания сочинения и собственного креативного текста, а также хрестоматии поэзии и прозы, в которых каждый отобранный текст сопровождался культурологическим комментарием. Широко использовался выдержавший четыре издания словарь-тезаурус литературоведческих терминов «От аллегории до ямба», который и теперь активно работает в интернете. Обобщению, структурированию и постройке научной базы этой многолетней работы была посвящена моя докторская диссертация «Теоретические основы моделирования дидактического материала (на примере образовательной области “Филология”)», которую я в 2000 году защитила в Санкт-Петербурге в РГПУ им. А. И. Герцена.