Они желают крупного публичного диспута, желают сесть напротив своих врагов-раввинов и показать им, что Талмуд плох. За это полностью хотели бы принять крещение, то есть, как сами говорят, несколько тысяч человек. Если бы такое дошло бы до логичного конца, это был бы наш подвиг во всем мире, что в Святой Речи Посполитой удалось обратить язычников, и не нужно было в Индии ехать, но здесь, на месте, собственных дикарей обратить. Во-вторых, эти сабсачвинники, помимо добрых пожеланий, обладают истинной ненавистью к своим иудейским талмудистским побратимам...
На сей раз, после их ареста по причине каких-то гнусностей, которые они вытворяли в хижине в Лянцкоруни, на них донесли другие евреи, с которыми я нахожусь в хороших отношениях и с которыми веду множество своих дел. Те еретики были обвинены в грехе адамитов, что, вроде как, не должно было касаться консисторского суда, если бы не то, что под тем доносом укрывается дело о ереси. Но чья это ересь? Ведь не наша же! Как мы должны заниматься иудейской ересью, раз ничего о ней не знаем, да и про иудейство немного. Слава Богу, у меня имеется на ком опереться в данных вещах, это бернардинец, ксёндз Пикульский, который все это хорошо знает.
Все это дело весьма деликатное, ибо я так все это вижу: с раввинами нам лучше жить в добрых отношениях и держать их на своем месте, поскольку они неоднократно поставляют доказательства лояльности. С другой стороны, тот новый фермент тоже может нам пригодиться, так как через него у нас имелась бы возможность обеспечивать определенное давление на иудейские общины и на раввинов. Они прокляли этих антиталмудистов, и большая их часть была арестована королевскими властями. Некоторые из них на свободе, поскольку в Лянцкоруни их не было. Как только я обо всем узнал, сразу же послал за их делегацией. Они прибыли ко мне в Чарнокозинец, но в этот раз без их предводителя. Этот их предводитель, Яаков, как турецкий подданный, должен был быть незамедлительно освобожден, и он уже отправился в Турцию.