Книги Яакововы

Сейчас, вечером, Песеле зажгла свечи и укладывает на теле покойной связанные вручную носочки, детские ботиночки, шапочки, вышитые платочки. При этом она урчит под нос. При звуке скрипа двери нервно вздрагивает. Это Собля, ее мать, так что девочка вздыхает с облегчением.

- Ну ты меня, мама, и напугала.

Собля изумленно замерла.

- Ты чего это вытворяешь? Что это такое?

Песеле не прекращает вытаскивать из корзинки носки и платки и лишь пожимает плечами.

- Что? Что? – раздраженно переспрашивает она. – У Майорковичей у ребенка болели уши, так он выздоровел от такой шапочки. Носки – от больных костей и стоп. Платки годятся ото всего.

Фрейна стоит под стеной и заматывает носки в куски чистого льна, перевязывая их ленточкой. Завтра эти вещи продадут паломникам.

Собля, с тех пор, как услышала о проклятии, знает, что все это плохо кончится. Охватывает ли проклятие и семью проклятого? Она панически боится. С какого-то времени у нее колет в груди. Сейчас она уговаривает Израиля не вмешиваться во все эти религиозные споры. Уговаривает его избавиться от Йенты. Иногда она становится у окна, которое выходит на кладбище и на холмы, опадающие к самой реке, и размышляет над тем, куда они станут убегать.

Наибольшим испугом наполнила ее история Иосифа из Рогатина, которого знала – он был здесь с Яаковом, зимой. Этот человек пошел в синагогу и публично признал, что ошибался, исповедался в своих грехах, признав их все. Рассказал, что нарушал шаббат, что не соблюдал посты, про запретные телесные связи, о том, что молился Шабтаю Цви и Барухии, что участвовал в проведении каббалистических ритуалов, что ел запретную пищу, обо всем том, что творилось здесь, когда тут был Яаков. У Собли кружится голова, от страха ее тянет на рвоту. Израиль, ее муж, мог бы сказать то же самое. Того рогатинского Иосифа осудили на тридцать девять ударов розгами, но это совсем ничего по сравнению с остальным наказанием. Ему пришлос развестись с женой, а детей объявить незаконнорожденными. Его изгнали из рогатинской общины, и теперь ему запрещено контактировать с евреями. И он обречен блуждать по свету до самой смерти.

Собля подбегает к смертному ложу Йенты и с яростью бросает носки и шапочки на землю. Песеле, удивленная и злая, глядит на нее.

- Мама, мама, - говорит она, - ты и вправду ничего не понимаешь.

 

Каменецкий епископ Миколай Дембовский

пишет письмо папскому нунцию Серре,

а его секретарь кое-что прибавляет от себя

 

Письмо направлено епископу, но написал его, с начала и до конца, ксёндз Пикульский (и теперь читает епископу), поскольку его патрон в большей степени занят перестройкой своего летнего дворца в Чарнокозинце и рвется, чтобы самому за всем приглядывать.

А нунцию хотелось знать, что там слышно с тем странным делом иудейских еретиков. Стало ведомо, причем, по причине самих иудеев и их суда раввинов, что сеть шабтайских общин отщепенцев растянулась уже повсюду! Она существует на Буковине, в Венгрии, Моравии, в Подолии. Все эти общины тайные; почитатели ереси изображают из себя ортодоксальных иудеев, но дома предаются дьявольским ритуалам, в том числе – греху адамитов. Раввины данным открытием напуганы и возмущены. Обо всем этом они вежливо написали нунцию.

И вот епископское письмо, начертанное рукой Пикульского, дает отчет о процессе пойманных иудейских еретиков перед судом раввинов в Сатанове:

 

Допросы были произведены в помещении кагала. Охранники имения и, со стороны иудеев, охранник мыквы, некий Нафтали, привели обвиняемых с веревками на шеях, со связанными руками, так что они никак не могли защищаться от пинков и толчков толпы и перед плевками. Некоторые из них были настолько перепуганными, что признавались ко всему еще до того, как им задавали вопросы, и сразу же выпрашивали милости, клянясь, что никогда уже подобных поступков не допустят. Так сделал некий Иосиф из Рогатина. Другие же упорствовали и утверждали: в том, что их поставили перед судом, это ошибка, поскольку ничего общего с отщепенцами они не имеют.