Книги Якова

– О таком ребенке я молился, о такой дочери, королеве.

Эве приятно, что она нравится отцу, и только в эти моменты она нравится самой себе. Но не любит, когда отец к ней прикасается. Выскальзывает из его рук, делая вид, что чем-то занята, и уходит, но всегда боится, что он ее позовет и придется вернуться. Эва предпочитает ездить в Проссниц, к дяде с тетей. Они обе, Эва и Ануся Павловская, заняты тем же, что их двоюродные сестры: девушки учатся быть дамами.

В саду на низкорослых яблонях уже завязались плоды; трава густая, в ней протоптаны тропинки. Недавно прошел дождь, и теперь воздух чистый, темно-зеленый и полон ароматов. От дождя на дорожке образовались небольшие трещины, его капли сейчас подсыхают на деревянной скамейке, которую Шейндел тут поставила. Она любит приходить сюда с книжкой. Летом Эва часто сидит на этой скамейке, пытаясь читать романы на французском языке, которых у тети целый шкаф, запирающийся на ключ.

Занимаясь своими счетами, Залман Добрушка наблюдает за дочерьми в открытое окно. В последнее время он не ходит в табачную лавку; летний воздух вызывает у него приступы астмы. Он задыхается, приходится соблюдать осторожность. Залман уже понимает, что жить ему осталось недолго. Он решает оставить дела старшему сыну, Карлу. В семье Добрушек идет бесконечный спор о крещении. Залман и некоторые из старших сыновей сопротивляются, но Шейндел поддерживает тех детей, которые готовы пойти на это. Карл недавно крестился, вместе со своей женой и маленьким ребенком. Торговля табаком станет христианской. Табак станет христианским.

О Моше Добрушке и пире из мяса Левиафана

Двадцать лет назад Моше уже присутствовал на свадьбе в Рогатине, хотя, конечно, не может об этом знать. Ента касалась его через живот юной Шейндел, брезговавшей лошадиным пометом во дворе. Ента, которая также иногда навещает сад Добрушек в Просснице, узнает его: да, это он, то неопределенное, половинчатое существо, желеобразный шарик потенциальности, бытие, которое и есть, и нет, для описания которого еще не придуман язык, и никакие Ньютоны не пытаются создать на этот счет теорию. Но оттуда, где она находится, Ента видит и начало, и конец. Не так уж хорошо знать слишком много.

А в Варшаве, в кухне на Лешно, костлявые пальцы Хаи, она же Марианна Лянцкоронская, лепят из хлеба соответствующую фигурку. Это продолжается долго, потому что хлебная масса крошится и ломается, человечек принимает диковинные формы и разваливается на части. Позже выясняется, что фигурка очень отличается от остальных.

Моше изучает право, но больше интересуется театром и литературой, венскими винными погребами – безусловно, лучшим местом для обучения жизни, как он заявляет матери. Больному отцу он бы такое сказать не осмелился. Мать любит Моше без памяти и считает его поистине гением. Материнский взгляд видит в юноше писаного красавца. Что ж, до двадцати пяти лет все кажутся красивыми, вот и Моше тоже – довольно высок и строен. Приезжая из Вены, он снимает напудренный парик и ходит с непокрытой головой. Стягивает темные волнистые волосы в хвост. В сущности, Моше похож на мать – те же высокий лоб и полные губы, такой же, как она, шумливый и словоохотливый. Вид у него франтоватый, венский: Моше не ходит, а вышагивает. Высокие сапоги из тонкой кожи с посеребренными пряжками подчеркивают длинные стройные икры.

Ris 621. Mosze Dobruszka

Эва узнала, что у Моше есть в Вене невеста, Эльке, падчерица богатого промышленника Иоахима фон Поппера, неофита, получившего дворянский титул. Да-да, планируется свадьба. Отцу бы уже хотелось его женить, чтобы Моше вместе с братьями мог спокойно продолжать то, что Залман считает лучшим занятием на свете, – торговлю табаком. Но Моше сейчас занят исследованием чуднóго и глубокого кармана этого мира, из которого можно без конца извлекать деньги, – биржи. Ему, как и матери, известно, что есть на свете вещи поважнее, чем торговля табаком.

Моше привозит домой своих друзей, молодых людей из богатых домов; тогда мать открывает окна в сад и протирает садовую мебель, в центр комнаты выставляют клавикорд, чтобы было слышно во всем доме и в саду. Сестры надевают лучшие платья. Эти молодые друзья, поэты, философы и бог знает кто еще (Залман говорит о них: ветреники), – люди открытые и современные; никому из них, похоже, не мешает длинная борода Залмана и его акцент. Они будто постоянно навеселе, в легкой эйфории, в восторге от себя, своих стихов, полных аллегорий и абстракций.

Когда мать зовет их ужинать, Моше как раз стоит посреди гостиной.

– Вы слышали? Пошли пировать Левиафаном! – восклицает он. Молодые люди вскакивают и, поскальзываясь на натертом полу, бегут занимать лучшие места за столом.

Моше восклицает:

– На мессианском пиру Израиль съест Левиафана! Правда, Маймонид объясняет это философски и высокопарно, но почему мы должны пренебрегать верованиями простых людей, всю жизнь голодавших?

Моше занимает свое место в центре длинного стола и не перестает витийствовать: