Книги Якова

Я видел очень старого поляка, с длинными седыми волосами. Мы с Авачей поехали и оказались в его квартире. Одинокий дом стоял на равнине у подножия высокой горы. Мы шли к этому дому, под ногами у нас был лед, а на этом льду росли прекрасные травы. Дворец весь находился под землей, в нем было шестьсот комнат, и каждая обита красным сукном, и в этих многочисленных комнатах сидели польские магнаты, такие как Радзивиллы, Любомирские, Потоцкие, без дорогих поясов – молодые и скромно одетые, с черными и рыжими бородами, заняты они были портновским делом. Я очень удивился, увидав такую картину. А потом старик показал нам в стене резервуар, из которого можно наливать себе напиток, и мы с Авачей пили этот чудесный напиток, бесподобный, напоминавший малиновую наливку или мускат, и я даже после пробуждения ощущал его вкус и запах.

Поздний декабрьский вечер, в печи только что догорели дрова, и Яковский собирается ложиться спать. Вдруг внизу слышится какой-то стук, словно на пол упало что-то металлическое, и сразу после этого – женские крики и топот ног. Он набрасывает пальто и по винтовой лестнице осторожно спускается вниз. На втором этаже мерцают свечи. Мимо него проносится Звежховская:

– Господин потерял сознание!

Яковский протискивается в комнату. Там собрались уже почти все (потому что живут ниже или им удалось быстрее спуститься по этой жуткой лестнице). Яковский проталкивается вперед и начинает молиться вслух: «Дио мио Барухия…», но кто-то заставляет его замолчать.

– Не слышно, дышит ли он. Сейчас придет доктор.

Яков лежит на спине, словно уснул, слегка дрожит. Эва стоит возле отца на коленях и молча плачет.

Перед приходом врача Звежховская выгоняет всех из комнаты. Теперь они стоят в коридоре, слышно, как воет ветер; ужасно холодно. Яковский окоченевшими пальцами придерживает пальто и тихо молится, раскачиваясь взад-вперед. Мужчины, которые ведут врача из Оффенбаха, отталкивают Яковского словно бы с раздражением. Он стоит там вместе со всеми остальными до утра, а перед самым рассветом кто-то догадывается принести сюда, в коридор, турецкие печки.

Наступившее утро странное, словно день так и не начался. Кухня не работает, завтраком не кормят. Молодым людям, привычно собравшимся на занятия, уже сообщили, что все отменяется. Горожане приходят к замку справиться о здоровье барона.

Интересно, все говорят, что Господин знал о том, что случится, иначе зачем он недавно написал в Варшаву и велел всем правоверным прибыть в Оффенбах? Но разве его кто-нибудь послушался?

Правда, вернулись насовсем сыновья – Рох и Юзеф; вместе с сундуками и прислугой. Если они рассчитывали разделить с отцом полагающуюся им по рождению власть, то очень ошиблись. Им выделили красивые комнаты, но деньги на любые расходы приходится выпрашивать, как и всем остальным, у Чернявского. Слава богу, к детям Господина он щедр. Также в Оффенбах вместе с двумя дочерьми, Анной и Розалией (старшая осталась в Варшаве), приехал Петр Яковский, который после смерти жены решил, что в Варшаве ему делать нечего, и вверил себя заботам Господина. Сейчас он живет в комнатке на верхнем этаже, с одним окошком в косой стене, и там – по распоряжению Чернявского – занят редактированием слов Господина, а также собственными хитроумными изысканиями. Наведавшись в его отсутствие в эту каморку, Чернявский обнаруживает на столике стопку бумаг и без всякого стеснения их перебирает. Он ничего не понимает в еврейских расчетах Яковского, рисунках и набросках. Зато находит написанные шатким почерком странные пророчества, хронику событий, уходящую далеко в прошлое, и сшитые вручную страницы, на первой из которых значится заглавие: «Поскрёбки». Заинтересовавшись, Чернявский пролистывает их, не в силах уразуметь, что это за поскрёбки – к какому целому они отсылают.

Антоний Чернявский, сын Израиля Османа из Черновцов, турецкого еврея, который переводил компанию Франка через Днестр, совсем не похож на отца. Тот был смугл, худ и порывист, этот – полноватый, очень спокойный, внимательный. Невысокий, молчаливый человек, крайне сосредоточенный, с озабоченно наморщенным лбом, который делает его старше. В свои молодые годы уже обзавелся пузом, отчего вся фигура кажется массивной. Густые, длинные до плеч, совершенно черные волосы и борода, которую Чернявский время от времени подстригает. Надо сказать, что это единственная борода в оффенбахском замке, к которой Господин не предъявляет претензий. Господин безгранично ему доверяет, поручает следить за финансами, а это дело непростое: доходы хоть и велики, но весьма нерегулярны, а расходы не меньше и, к сожалению, постоянны. Он также выполняет функции секретаря и имеет привычку входить в любую комнату, когда ему заблагорассудится, не стучась и не спрашивая разрешения. Взгляд темно-карих глаз внимательно изучает каждую деталь. Реплики короткие и конкретные. Иногда Чернявский слегка улыбается – скорее глазами, которые тогда превращаются в щелки.