Книги Якова

Именно его, Чернявского, удостоили руки младшей сестры Господина, Руты. Он и сам так думает – что получил сокровище. Рута, Анна Чернявская, – женщина мудрая и рассудительная. Имевшая когда-то место близость его сестры, Эвы Езежанской, с Яковом заставляет Чернявского чувствовать себя родственником вдвойне (Эва Езежанская давно потеряла мужа и стала Якову вроде как женой), почти что братом. Теперь, когда Яков болен, именно так воспринимает его Антоний Чернявский – как старшего, теряющего силы брата. Сам Антоний не испытывает никакой потребности во власти. Он предпочитает поддерживать порядок, организовывать. Единственное, что ему порой не удается контролировать, – пристрастие к хорошей пище. Раз в неделю он посылает телегу в Бюргель и Заксенхаузен за яйцами, птицей, в первую очередь цесарками, которых любит больше всего. У него солидный кредит в городской сыроварне, у Куглера. Перед этим сыром Чернявский устоять не в состоянии. Местное вино он также покупает бочками. Именно об этом – бочках вина и грудах яиц – Чернявский размышляет, бродя по тихим коридорам замка.

Ris Hebrajskie notaty

Он отдает себе отчет в том, что среди всех историй, до сих пор случавшихся в мире, история их махны и их братии под началом Якова уникальна; Чернявский обычно думает во множественном числе: «мы»; получается пирамида, вершиной которой является Яков, а основание – вся эта толпа: и здесь, в Оффенбахе, праздно толкущаяся на галерее, до упаду отрабатывающая парадный шаг, и там – в Варшаве, по всей Моравии, в Альтоне и в Германии, в Праге (хотя те – скорее какие-то боковые ответвления этого «мы»). И просматривая написанную Яковским летопись (Чернявский просит его подойти к этому более серьезно и уточнить некоторые факты у других старших, вроде Яна Воловского, который также приехал в Оффенбах, и Ерухима Дембовского, находившегося здесь с самого начала), он осознает, что история этого «мы» в самом деле необычна. Он убеждается в этом, когда по вечерам Господин рассказывает свои истории, а Ерухим и Яковский их записывают, и из этих рассказов проступает жизнь Якова, одновременно являющаяся жизнью «мы». Тогда Чернявский, и не он один, начинает жалеть о том, что родился слишком поздно и не мог сопровождать Господина в его опасных путешествиях, спать рядом с ним в пустыне и пережить вместе с ним морские приключения. Это любимая всеми история, поскольку Господин отлично пародирует Яковского и изображает его вопли – Яковский сделался для всех печально известным героем морского шторма.

– Он обещал, изо всех сил кричал, что больше не возьмет в рот ни капли вина, – смеется Господин, они смеются вместе с ним, и даже сам Яковский хихикает. – Или обещал стать Яном Воловским, Казаком, как его называют, сегодня он уже старый, усатый человек, а когда-то сумел тайком сбежать от султана и в бочках провозил через границу деньги.

К своему служению Господину Чернявский относится со всей серьезностью, для него это также источник постоянного волнения – вероятно, никто лучше него в этой болтливой, невежественной толпе не понимает, чтó на самом деле произошло, когда его родители приехали на Подолье в 1757 году, чтобы присоединиться к Якову. Здесь их уже никто не называет шабтайвинниками или выкрестами, и от презрения, висевшего в воздухе, которым они тогда дышали, ничего не осталось. Чернявский с гордостью смотрит на воскресную процессию, направляющуюся в костел в Бюргеле, на Господина, которого ведут, поддерживая под руки, и на Эву – все оказываемые ей почести он считает абсолютно заслуженными, хотя сама она представляется ему малозначительной. Чернявский знает, что сыновья Господина его ненавидят, но верит, что это нездоровое чувство вызвано исключительно недоразумением и со временем рассосется. Он заботится о них, об этих постаревших холостяках, ни к какому труду не приспособленных, корыстных, несчастных. Рох – сибарит, а Юзеф – молчун и чудак.

Чернявский приказывает, чтобы те, кто является на аудиенцию к Господину, сперва падали ниц и ждали его слова. Следит за диетой Господина. Заказывает для него платье. Чем слабее Яков, тем увереннее становится Чернявский, но он не преследует никаких своих интересов, не хочет власти над людскими душами. Достаточно того, что Господин не может без него обойтись, что зовет его, раздражаясь от любой мелочи. Чернявский понимает все нужды Господина, не оценивает их и никогда им не противится.

Он обосновался рядом с покоями Господина, и теперь каждому желающему поговорить с Яковом приходится сперва иметь дело с ним. Чернявский строго следит за порядком; сам выбирает для Господина врачей и ведет переписку Эвы. Это его Господин посылает с письмами к князю и с миссией в Варшаву. И это благодаря его протекции им удалось получить некоторую сумму, необходимую для переезда в Оффенбах.

В сущности, сейчас Чернявский чувствует себя пастушьей собакой, каких держали валашские крестьяне, – сгоняющей овец в стадо и присматривающей, чтобы они не разбрелись.