Читаем Книги, которые читают наши дети, и книги, которые им читать не следует полностью

«Поэзия» простых человеческих чувств, поэзия дома будут только изредка пробиваться через эпическую значительность «Властелина колец», где главный вопрос, по словам писателя, это вопрос смерти и бессмертия.

Путь за сокровищем для Бильбо Бэггинса был дорогой Туда и Обратно. Для главного же героя «Властелина колец» Фродо обратный путь представляется невозможным, он не верит, что сможет остаться в живых. Когда же все-таки возвращается, называет свое возвращение ненастоящим. И сложно представить, что в мире «Властелина колец» герой мог бы ощущать себя иначе. Ведь перед нами в этом произведении предстает мир как будто накануне Апокалипсиса. Это «темные времена», здесь «время чернее день ото дня». И жить в это время страшно. «Горе всем нам, бредущим по тропам мира в эти последние дни!» – восклицает эльф Леголас. Среднеземье, описываемое Толкином, все более погружается в Тень, исходящую от Темного Властелина – Саурона. От зла свободны только страны, где живут эльфы. При их описании Толкин пытался показать мир, недоступный для зла. Но при этом очевидно, что Мордор, страну мрака, ему удалось изобразить намного ярче. Писатель не смог преодолеть трудностей, которые, похоже, понимал и сам. Так, он объясняет в «Хоббите», почему не описывает пребывания Бильбо в Дольне. «Странное дело: о том, что хорошо, о днях, которые провел приятно, рассказывается скоро и слушать про них не так уж интересно. А вот про то, что неприятно, что вызывает страх или отвращение, рассказы получаются долгими и захватывающими».

Одни из самых «захватывающих» сцен в книге – сцены, в которых изображаются картины ужасов. Это и отрубленная кисть, высовывающаяся из-под земли в Упокоище, и крылатые всадники-назгулы, распространяющие вокруг ощущение ужаса. Вот их описание: «Безжалостные глаза горят жутким фосфорическим светом. Под плащами – серые саваны. На пепельных волосах – боевые шлемы. Иссохшие руки сжимают длинные стальные мечи». Такие сцены вряд ли могут оказать благотворное воздействие на детскую психику. Слишком ярко изображены они в книге, слишком сильное впечатление они производят. Впрочем, сам Толкин к таким сценам относится иначе. Он был категорически против переделок народных сказок, в которых изымались страшные подробности. «Не думаю, что мне повредили сказочные ужасы, какие бы мрачные верования и обычаи древности их ни породили», – писал он.

Выстоять в поединке со злом может только «твердейшая воля и устремленная мысль». Можно совладать даже с желанием надеть кольцо, как это ясно из поведения Фродо в Упокоище: «Еще мгновение неразумные руки нашаривали кольцо, но уже в следующий миг сердце подчинило их своей воле, в ладонь словно сама собой скользнула и удобно легла рукоять меча, оказавшегося под боком». Зло в сказке, несмотря на свою силу, не всесильно, а его торжество только кажущееся. В конце обязательно должно восторжествовать добро. И автор подчеркивает это на протяжении книги. Когда герои смотрят на то, как из открытых ворот Мордора выходит страшное войско, Сэм с детским восхищением интересуется, нет ли среди них «елефантов», т. е. слонов. Этот вопрос, казалось бы совершенно неуместный в подобной ситуации, заставляет читателя забыть на мгновение о силе зла, обо всех ужасах, с которыми можно встретиться на других страницах книги.

Ту же мысль о бессилии зла хочет подчеркнуть автор в сцене, когда Фродо смотрит в волшебное зеркало эльфийской владычицы Галадриэль. «Там, в бездне, появилась багровая точка. Она стремительно росла и вдруг стала единственным Оком, занявшим всю поверхность зеркала. Ужасное зрелище приковало хоббита к месту; не в силах вскрикнуть или отвести взор, он следил за огненным веком, в котором шевелился по-кошачьи желтый глаз, пристальный, настойчивый, но какой-то тусклый, с черной щелью зрачка, похожей на провал в Ничто.

Глаз ворочался, вращался, он явно искал кого-то, и Фродо с ужасом понял: его! Но тут же пришла твердая убежденность: Глаз не увидит его, пока он не захочет этого сам». Эта сцена – ярчайший пример противоречивости художественного мира «Властелина колец», несоответствия между авторскими намерениями и данностью текста. Очевидно, что значение этого отрывка, по замыслу писателя, в том, что свободная воля может противостоять злу. Силы мрака не могут завладеть этой волей без согласия того, кому она принадлежит. Но думается, что эта мысль, этот вывод теряется в этой сцене перед описанием жуткого Ока, которое к тому же будет встречаться еще не раз на протяжении сказки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Опыт переложения на русский язык священных книг Ветхого Завета проф. П. А. Юнгерова (с греческого текста LXX)
Опыт переложения на русский язык священных книг Ветхого Завета проф. П. А. Юнгерова (с греческого текста LXX)

Опыт переложения на русский язык священных книг Ветхого Завета проф. П.А. Юнгерова (с греческого текста LXX). Юнгеров в отличие от синодального перевода использовал Септуагинту (греческую версию Ветхого Завета, использовавшуюся древними Отцами).* * *Издание в 1868–1875 гг. «синодального» перевода Свящ. Книг Ветхого Завета в Российской Православной Церкви был воспринят неоднозначно. По словам проф. М. И. Богословского († 1915), прежде чем решиться на перевод с еврейского масоретского текста, Святейший Синод долго колебался. «Задержки и колебание в выборе основного текста показывают нам, что знаменитейшие и учёнейшие иерархи, каковы были митрополиты — Евгений Болховитинов († 1837), Филарет Амфитеатров († 1858), Григорий Постников († 1860) и др. ясно понимали, что Русская Церковь русским переводом с еврейского текста отступает от вселенского предания и духа православной Церкви, а потому и противились этому переводу». Этот перевод «своим отличием от церковно-славянского» уже тогда «смущал образованнейших людей» и ставил в затруднительное положение православных миссионеров. Наиболее активно выступал против «синодального» перевода свт. Феофан Затворник († 1894) (см. его статьи: По поводу издания книг Ветхого Завета в русском переводе в «Душепол. Чтении», 1875 г.; Право-слово об издании книг Ветхого Завета в русском переводе в «Дом. Беседе», 1875 г.; О нашем долге держаться перевода LXX толковников в «Душепол. Чтении», 1876 г.; Об употреблении нового перевода ветхозаветных писаний, ibid., 1876 г.; Библия в переводе LXX толковников есть законная наша Библия в «Дом. Беседе», 1876 г.; Решение вопроса о мере употребления еврейского нынешнего текста по указанию церковной практики, ibid., 1876 г.; Какого текста ветхозаветных писаний должно держаться? в «Церк. Вестнике», 1876 г.; О мере православного употребления еврейского нынешнего текста по указанию церковной практики, ibid., 1876 г.). Несмотря на обилие русских переводов с еврейского текста (см. нашу подборку «Переводы с Масоретского»), переводом с текста LXX-ти в рус. научной среде тогда почти никто не занимался. Этот «великий научно-церковный подвиг», — по словам проф. Н. Н. Глубоковского († 1937), — в нач. XX в. был «подъят и энергически осуществлён проф. Казанской Духовной Академии П. А. Юнгеровым († 1921), успевшим выпустить почти весь библейский текст в русском переводе с греческого текста LXX (Кн. Притчей Соломоновых, Казань, 1908 г.; Книги пророков Исайи, Казань, 1909 г., Иеремии и Плач Иеремии, Казань, 1910 г.; Иезекииля, Казань, 1911 г., Даниила, Казань, 1912 г.; 12-ти малых пророков, Казань, 1913 г; Кн. Иова, Казань, 1914 г.; Псалтирь, Казань, 1915 г.; Книги Екклесиаст и Песнь Песней, Казань, 1916 г.; Книга Бытия (гл. I–XXIV). «Правосл. собеседник». Казань, 1917 г.). Свои переводы Юнгеров предварял краткими вводными статьями, в которых рассматривал главным образом филологические проблемы и указывал литературу. Переводы были снабжены подстрочными примечаниями. Октябрьский переворот 1917 г. и лихолетья Гражданской войны помешали ему завершить начатое. В 1921 г. выдающийся русский ученый (знал 14-ть языков), доктор богословия, профессор, почетный гражданин России (1913) умер от голодной смерти… Незабвенный труд великого учёного и сейчас ждёт своего продолжателя…http://biblia.russportal.ru/index.php?id=lxx.jung

Библия , Ветхий Завет

Иудаизм / Православие / Религия / Эзотерика
Андрей Рублев
Андрей Рублев

Давно уже признанная классикой биографического жанра, книга писателя и искусствоведа Валерия Николаевича Сергеева рассказывает о жизненном и творческом пути великого русского иконописца, жившего во второй половине XIV и первой трети XV века. На основании дошедших до нас письменных источников и произведений искусства того времени автор воссоздает картину жизни русского народа, в труднейших исторических условиях создавшего свою культуру и государственность. Всемирно известные произведения Андрея Рублева рассматриваются в неразрывном единстве с высокими нравственными идеалами эпохи. Перед читателем раскрывается мировоззрение православного художника, инока и мыслителя, а также мировоззрение его современников.Новое издание существенно доработано автором и снабжено предисловием, в котором рассказывается о непростой истории создания книги.Рецензенты: доктор искусствоведения Э. С. Смирнова, доктор исторических наук А. Л. ХорошкевичПредисловие — Дмитрия Сергеевича Лихачевазнак информационной продукции 16+

Валерий Николаевич Сергеев

Биографии и Мемуары / Православие / Эзотерика / Документальное