После того как она столько времени провела, сидя в ожидании, мысль идти прямо на автобусную остановку не вдохновляла. Элейн решила пройтись пешком. Такая разминка пойдет ей на пользу, а декабрьский денек был хоть и прохладным, но ясным.
Однако ее планы оказались слишком амбициозными. Всего через несколько минут ходьбы у Элейн закололо внизу живота и подступила тошнота, поэтому она свернула на боковую улочку, чтобы поискать место, где сможет присесть и выпить чаю. Она понимала, что надо бы и поесть, хотя хорошим аппетитом не отличалась никогда, а после операции в особенности. Ее ожидания были вознаграждены. Она нашла ресторанчик, который, несмотря на то что было без пяти минут час, не пользовался популярностью у желающих провести там обеденный перерыв. Невысокая женщина с волосами, выкрашенными в бесстыдно-рыжий цвет, принесла ей чай и омлет с грибами. Элейн старалась как могла, чтобы съесть омлет, но не преуспела. Официантку это явно расстроило.
– С едой что-то не так? – спросила она недовольным тоном.
– Нет-нет, – поспешила разубедить ее Элейн. – Дело во мне.
Официантка все равно выглядела оскорбленной в лучших чувствах.
– Не принесете ли еще чашечку чая? – попросила Элейн.
Она отодвинула тарелку в надежде, что официантка ее заберет. Вид остывшего омлета, размазанного по тарелке, радости не внушал. Элейн ненавидела свою непрошеную чувствительность – нелепо, что тарелка с недоеденной яичницей вгоняла ее в такую тоску, – но ничего не могла с ней поделать. Казалось, все на свете напоминало о ее собственной потере – луковицы в ящике у нее на подоконнике, погибшие, когда после теплого ноября внезапно ударили морозы; застреленная в Эппинг-Форесте одичавшая собака, о которой она прочла сегодня утром.
Официантка принесла свежезаваренный чай, но забрать тарелку так и не удосужилась. Элейн окликнула ее и попросила убрать посуду. Женщина неохотно подчинилась.
В заведении сейчас не оставалось других посетителей, и официантка начала убирать обеденное меню со столов, меняя его на вечернее. Элейн сидела уставившись в окно. Последние несколько минут по улице полз сизый дымок, и просвечивавшие сквозь него солнечные лучи казались особенно четкими.
– Опять жгут, – сказала официантка. – Везде этот проклятый дым.
– Что жгут?
– Раньше тут был общественный клуб. Его сносят и строят новый. Только наши налоги тратят.
Дым тем временем вползал в ресторан. Элейн он не раздражал: у него был сладковатый аромат осени, ее любимого времени года. Заинтригованная, она допила чай, расплатилась, а потом отправилась на улицу, решив поискать источник дыма. Далеко идти не пришлось. В конце улицы находился небольшой сквер, где и стояло то самое здание, предназначенное под снос.
Однако ее подстерегала одна неожиданность. Здание, которое официантка назвала «клубом», на деле оказалось церковью или же было ею когда-то. С крыши уже сняли свинцовые листы и сланцевую черепицу, и голые балки уставились прямо в небо, окна лишились стекол, а с газона рядом со зданием содрали слой дерна и срубили два дерева. Это от их погребального костра исходил такой соблазнительный запах.
Элейн сомневалась, что церковь отличалась особой красотой, но ее развалины все же позволяли думать, что раньше в здании была своя прелесть. Выветренные камни сейчас совершенно не сочетались с окружавшими их кирпичом и бетоном, но осада, в которую попала церковь (рабочие трудолюбиво разбирали ее по камням, а стоявший рядом бульдозер жадно глотал их), придавала ей романтический ореол.
Рабочие заметили Элейн, но не сделали ни малейшей попытки остановить ее, пока она шла через сквер к главному входу. Внутри остались лишь голые своды. Из здания уже вынесли и декоративное убранство из резного камня, и амвон, скамьи, купель и все прочее, церковь полностью лишилась своей величавой атмосферы. Тем не менее кому-то было интересно и здесь. В дальнем углу церкви спиной к Элейн стоял мужчина и пристально разглядывал пол. Услышав за спиной шаги, он виновато оглянулся и сказал:
– Я сейчас уйду.
– Всё в порядке, – отозвалась Элейн. – Похоже, мы оба вошли без приглашения.
Мужчина кивнул. Одет он был весьма скромно, даже невзрачно, если не считать зеленого галстука-бабочки. Хотя костюм и седые волосы выдавали в нем человека зрелых лет, на лице было на удивление мало морщин, словно его невозмутимое выражение никогда не нарушали ни улыбка, ни нахмуренные брови.
– Грустно, правда? – сказал он. – Видеть подобное в таком месте.
– Вы бывали в этой церкви раньше?
– Я заходил сюда время от времени, но здесь никогда не бывало много народа, – ответил он.
– Как она называется?
– Церковь Всех Святых. Думаю, ее построили в конце семнадцатого века. Вы любите церкви?
– Не особенно, я просто увидела дым и…
– Всем нравится смотреть на то, как сносят дома, – сказал он.
– Да, – ответила она. – Похоже на правду.
– Это как похороны. Лучше их, чем нас, верно?