Книги Судей

Книга, которая так хорошо читалась в поезде, стала разочаровывать, и я стал отвлекаться от чтения, и вскоре встал, чтобы опустить шторы, которые до этого момента оставались раздвинутыми. Комната была угловой; одно окно выходило в маленький садик, обнесенный высокой стеной, другое – на дорогу к дому моего дяди. Когда я опустил шторы, на дороге я увидел свет – как будто от фонаря, который подскакивал и качался, словно в такт шагам того, кто его нес; в моей голове снова возникла мысль об Уэдже, возвращающемся вечером домой после работы. Пока я всматривался вдаль, источник света, чем бы он ни был, перестал раскачиваться, но огонек не угас. Я мог бы предположить, что свет горел примерно в сотне ярдов от дома. Огонек замер на несколько секунд, а потом пропал, словно человек, несший фонарь, потушил его. Опустив шторы, я поймал себя на том, что мое дыхание стало быстрым и неровным, будто после долгой пробежки.

С некоторым усилием я сел за пасьянс и с тем же усилием поздравил себя: я один, и никто меня не побеспокоит. Однако я не чувствовал себя в безопасности и не знал, что меня гнетет… Я был уверен, будто в доме кроме меня никого больше нет, но во мне крепло ощущение, что кто-то скрывается снаружи – хотя, спроси меня кто-нибудь, я, должно быть, стал бы это отрицать. Тень, которая будто бы проскользнула у окна, выходящего в сад; свет, появившийся на дороге, будто бы от фонаря, который нес ночной гость, – все эти мелочи, казалось, были связаны, словно кто-то бродил вокруг, желая заявить о себе…

В тот момент в дверь дома, прямо напротив комнаты, в которой я сидел, раздался стук, за которым последовала тишина, – и снова послышался стук. И мгновенно, словно вспышка света, в моей голове промелькнул непрошеный образ: человек, который нес фонарь, увидев меня в окне, погасил свет и в темноте прокрался к дому, а теперь требует, чтобы его впустили. Я был напуган, но также и сильно заинтригован, поэтому, взяв одну из свечей, тихо подошел к двери.

Стук снаружи возобновился, последовали три быстрых удара, и мне пришлось подождать, когда простое любопытство возьмет верх над ужасом, следы которого в виде капель пота выступили у меня на лбу. Могло оказаться, что за дверью я повстречаю арендатора или служащего моего дяди, который, не подозревая о моем приезде, решил выведать, кто может находиться в пустующем доме, и в этом случае мой ужас испарится. Или я обнаружу фигуру, доселе непредставимую, и тогда мое любопытство и интерес снова разгорятся. Подняв свечу над головой, чтобы не слепил огонь, я наконец вышел из комнаты, открыл задвижку и распахнул дверь.

Хотя несколько секунд назад в дверь кто-то стучал, снаружи никого не наблюдалось – ни перед домом, ни справа, ни слева. И хотя физическим зрением я никого не видел, внутреннее мое чутье ощущало нечто, не воспринимаемое привычными органами чувств. Ибо, всматриваясь в пустую тьму, я словно бы различал мужчину, которого совершенно позабыл: я осознал, как выглядел Уэдж, когда я видел его в последний раз. Он, «в таком же виде, как при жизни»[19], появился перед моим внутренним взором: густые каштановые волосы, еще не окрашенные сединой, нос, похожий на клюв, тонкий сжатый рот, близко посаженные глаза, характерный бегающий взгляд… А еще я узнал низкие, широкие плечи и родинку на тыльной стороне левой руки, тяжелую цепочку для часов и темные брюки в полоску. Несмотря на то, что мой ищущий взгляд обнаруживал только пустой круг от свечи, душевным зрением я узрел Уэджа, стоящего на пороге. Это его тень скользнула мимо окна, когда я зажег свечи после ужина, это его фонарь я видел на дорожке, это стук его шагов я слышал.

Вот почему я обратился к нему, видимому и все же невидимому.

– Чего ты от меня хочешь, Уэдж? – спросил я. – Почему ты неупокоен?

Порыв ветра из-за угла погасил свечу. Дрожь охватила меня, я захлопнул дверь и закрыл ее на щеколду. Я больше не мог находиться снаружи, в темноте, в компании существа, что, несомненно, стояло на пороге.

Разум не способен переносить определенные эмоции, если они достигают какого-то верхнего предела. Наступает кульминация, и за возбуждением следует спад. Именно это сейчас происходило со мной: хотя мне предстояло провести ночь наедине с бог знает каким гостем до самого утра, ужас успел достигнуть своей кульминационной точки и теперь пошел на спад. Я осознал, что присутствие, которое я, кажется, обнаружил, проявилось только снаружи, а не внутри дома. Ничто не проникло, судя по психическому чувству, в открытую дверь, и я провел одинокую ночь с намного меньшими опасениями, чем если бы куда-нибудь поехал в темноте. Я спал и просыпался, снова засыпал, но не впадал в панику из-за кошмаров и не испытывал уже знакомого чувства, будто в комнате кроме меня кто-то есть. Наконец я заснул без сновидений, а проснувшись, обнаружил, что наступает день, радостно сияет солнце, и рассветный хор птиц звучит в гармонии с миром.