Читаем Книги Судей полностью

– Знаю, – сказал он. – Но все равно перескажу тебе свой сон, потому что он не дает мне покоя. Мне приснилось, будто мы втроем сидим в этой комнате, а она говорит: «Теперь я расскажу вам, что в пакете». Я умолял ее этого не делать, потому что это испортит проверку, и она сказала: «Наоборот, это подтвердит результат. В пакете просто шкатулка. В ней ничего нет. Она пуста. Скоро вы откроете ее и увидите». Потом я проснулся, сердитый на нее, и обнаружил, что сижу у огня и дрожу от холода.

Он вынул половину листа бумаги из кармана.

– Сон был таким ярким, – сказал он, – что я записал его, в точности как рассказал тебе, и поставил дату и время. Просто взгляни и, если все верно, подпиши, как и я, внизу.

– Никогда не слышал подобной чепухи, – сказал я. – Предположим, мне сегодня приснится, будто в пакете что-то другое? Кроме того, как мы и говорим, сейчас эти разговоры не имеют смысла. Дороти, слава богу, жива. Твой сон не является посланием от нее.

– Верно. И все равно подпиши, – сказал Хью.

Я пробежал глазами несколько строк и обнаружил, что они содержат в точности то, что он рассказал мне. Внизу его рукой было написано: «Хью Листер рассказал мне этот сон вечером 2 ноября 1927 года».

– Я еще могу добавить время, – сказал я, добавил «21:25» и подписал. – А теперь признайся, что это чепуха.

– Может быть. Но я люблю чепуху. Я записал много своих сновидений.

Мы говорили еще некоторое время, но постепенно меня все больше и больше стало занимать новое беспроводное радио, которое мне доставили только вчера и которое считалось последним словом техники. Особенно меня очаровывали поиски голосов, блуждающих в эфире; повернув две ручки до показателя «2000», я установил один из регуляторов на сто, другой на ноль и начал медленно перемещать его.

– Никогда не знаешь заранее, что поймаешь, – сказал я. – Может, и ничего. Но в этом-то и романтика: процесс много более волнителен, нежели просто включить знакомую станцию. Как рыбалка: ты бросаешь в воду наживку, и что-то поднимается на поверхность из неизвестности.

Но, казалось, сегодня из неизвестности на поверхность ничего не поднималось; время от времени свистящие звуки, казалось, сообщали о близости чего-то внятного, но уловить удавалось только глухое бормотание.

– Этот прибор шутит с нами, – сказал я. – Мы с ним толком еще не познакомились. Приборы не бездушные вещи – иногда в них скрыты по-настоящему живые чувства. Они отвечают одной руке и не реагируют на прикосновение другой.

– Я тоже хочу попробовать, – сказал Хью. – Но сперва согреюсь. Мне холодно с тех пор, как я проснулся.

– Подложи еще угля, – предложил я. – В самом деле прохладно.

Хью бросил лопату угля в огонь и ворошил его, пока в камине не вспыхнуло.

– Похоже на тот вечер пять лет назад, – сказал он. – Когда Дороти подумала, будто слышит голос Нормана. Странная история.

Он подошел к табурету, на котором стояло радио, гордый и совершенный в своем роде прибор, и перенес его на коврик перед камином.

– Это его воодушевит, – сказал он. – А теперь посмотрим, что сделает мое волшебное прикосновение. Я могу повертеть эти ручки?

– Да, и помедленнее, когда засвистит.

Двумя руками Хью крутил настройки так и этак. Внезапно раздался свист, и сразу же – голос:

– …в ней ничего нет. Пусто.

Потом снова раздался свист, и я вскочил – казалось, в голове что-то щелкнуло.

– Вернись назад, – сказал я. – Что-то прорвалось сквозь помехи.

– Уже вернулся, – ответил он странным глухим голосом.

– Не может быть. Передвигай по доле дюйма, очень медленно.

Еще десять минут сначала он, а потом я пытались вернуться к той настройке, но безрезультатно.

– Может быть, на этом все, – сказал он. – И что ты об этом думаешь?

Мы думали об одном и том же.

– А что ты думаешь? – ответил я.

Он вытащил из кармана бумажку, которую я подписал.

– «В ней ничего нет. Она пуста» – вот та фраза, которую сказала мне Дороти во сне, – ответил он.

– И что? – резко спросил я. Я чувствовал, что напуган, что мои нервы напряжены.

– Соберись, – сказал он. – Я знаю, о чем ты думаешь… Должно быть, Дороти…

Прежде чем он продолжил, дверь открылась и вошел мой слуга.

– Телефон, сэр, междугородный звонок, – сказал он.

Я спустился на полпролета лестницы, где стоял телефон. Со мной хотела поговорить племянница Дороти. Она только что узнала мой адрес и номер телефона из письма, которое нашла в стопке бумаг на столе тети. Она сообщила, что Дороти неожиданно умерла сегодня утром.

* * *

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека Лавкрафта

Дом о Семи Шпилях
Дом о Семи Шпилях

«Дом о Семи Шпилях» – величайший готический роман американской литературы, о котором Лавкрафт отзывался как о «главном и наиболее целостном произведении Натаниэля Готорна среди других его сочинений о сверхъестественном». В этой книге гениальный автор «Алой буквы» рассказывает о древнем родовом проклятии, которое накладывает тяжкий отпечаток на молодых и жизнерадостных героев. Бессмысленная ненависть между двумя семьями порождает ожесточение и невзгоды. Справятся ли здравомыслие и любовь с многолетней враждой – тем более что давняя история с клеветой грозит повториться вновь?В настоящем издании представлен блестящий анонимный перевод XIX века. Орфография и пунктуация приближены к современным нормам, при этом максимально сохранены особенности литературного стиля позапрошлого столетия.

Натаниель Готорн

Классическая проза ХIX века / Прочее / Зарубежная классика

Похожие книги

Африканский дневник
Африканский дневник

«Цель этой книги дать несколько картинок из жизни и быта огромного африканского континента, которого жизнь я подслушивал из всего двух-трех пунктов; и, как мне кажется, – все же подслушал я кое-что. Пребывание в тихой арабской деревне, в Радесе мне было огромнейшим откровением, расширяющим горизонты; отсюда я мысленно путешествовал в недра Африки, в глубь столетий, слагавших ее современную жизнь; эту жизнь мы уже чувствуем, тысячи нитей связуют нас с Африкой. Будучи в 1911 году с женою в Тунисии и Египте, все время мы посвящали уразуменью картин, встававших перед нами; и, собственно говоря, эта книга не может быть названа «Путевыми заметками». Это – скорее «Африканский дневник». Вместе с тем эта книга естественно связана с другой моей книгою, изданной в России под названием «Офейра» и изданной в Берлине под названием «Путевые заметки». И тем не менее эта книга самостоятельна: тему «Африка» берет она шире, нежели «Путевые заметки». Как таковую самостоятельную книгу я предлагаю ее вниманию читателя…»

Андрей Белый , Николай Степанович Гумилев

Публицистика / Классическая проза ХX века
Плексус
Плексус

Генри Миллер – виднейший представитель экспериментального направления в американской прозе XX века, дерзкий новатор, чьи лучшие произведения долгое время находились под запретом на его родине, мастер исповедально-автобиографического жанра. Скандальную славу принесла ему «Парижская трилогия» – «Тропик Рака», «Черная весна», «Тропик Козерога»; эти книги шли к широкому читателю десятилетиями, преодолевая судебные запреты и цензурные рогатки. Следующим по масштабности сочинением Миллера явилась трилогия «Распятие розы» («Роза распятия»), начатая романом «Сексус» и продолженная «Плексусом». Да, прежде эти книги шокировали, но теперь, когда скандал давно утих, осталась сила слова, сила подлинного чувства, сила прозрения, сила огромного таланта. В романе Миллер рассказывает о своих путешествиях по Америке, о том, как, оставив работу в телеграфной компании, пытался обратиться к творчеству; он размышляет об искусстве, анализирует Достоевского, Шпенглера и других выдающихся мыслителей…

Генри Валентайн Миллер , Генри Миллер

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Дело
Дело

Действие романа «Дело» происходит в атмосфере университетской жизни Кембриджа с ее сложившимися консервативными традициями, со сложной иерархией ученого руководства колледжами.Молодой ученый Дональд Говард обвинен в научном подлоге и по решению суда старейшин исключен из числа преподавателей университета. Одна из важных фотографий, содержавшаяся в его труде, который обеспечил ему получение научной степени, оказалась поддельной. Его попытки оправдаться только окончательно отталкивают от Говарда руководителей университета. Дело Дональда Говарда кажется всем предельно ясным и не заслуживающим дальнейшей траты времени…И вдруг один из ученых колледжа находит в тетради подпись к фотографии, косвенно свидетельствующую о правоте Говарда. Данное обстоятельство дает право пересмотреть дело Говарда, вокруг которого начинается борьба, становящаяся особо острой из-за предстоящих выборов на пост ректора университета и самой личности Говарда — его политических взглядов и характера.

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Чарльз Перси Сноу

Драматургия / Проза / Классическая проза ХX века / Современная проза