– О, к десяткам медиумов! И большинство из них притворялись, что тут же связались с ним и передавали от него всевозможные сентиментальные и назидательные сообщения; якобы он очень занят и очень счастлив. В их словах было какое-то благочестие воскресной церковной школы, непохожее на Нормана; и если подобные вести приходили от него, должно быть, он сильно изменился, и я чувствовала, что едва ли его узнаю, когда присоединюсь к нему. Раз или два мне говорили вещи, которых не мог знать медиум: сведения о его жизни на земле, которые были верны и которые могла знать одна я. Но, как и было сказано,
– Расскажите еще о науке, что похожа на человека, который бежит, дабы набрать скорость для прыжка, – попросил я.
– Вот как, полагаю, будет преодолена эта пропасть, – сказала она. – Несмотря на сопротивление большинства ученых, которые отказываются исследовать все психическое и потешаются над феноменами, ничего не понимая в них и не собираясь их изучать, считая коктейлем из мошенничества и фантазий. Никто из них и понятия не имеет, из чего сотворен сам материальный мир; они поворачиваются спиной к той стороне, откуда может пролиться свет. Но, несмотря на это, они вынуждены бежать и перепрыгивать через самый край материального мира в то, что они называют сверхъестественным.
– Сверхъестественное! – воскликнул Хью. – Такого понятия нет.
– Что вы имеете в виду? – спросила Дороти.
Хью минуту хмуро смотрел в огонь.
– Я имею в виду, что нет никакой пропасти, – сказал он. – Нет края материального мира. Он, словно мыс, простирается в огромное неизвестное море психических явлений. И море обрушивается на землю, заполняя бесчисленные заливы и протоки… Все множество явлений, каким бы оно ни было разнородным, должно представляться нам единством.
– Так если, – осмелился вмешаться я, – если призрак, образ кого-то, кто мертв и кого вы когда-то знали, возникнет в воздухе между нами, – вы не назовете это сверхъестественным, а сочтете лишь естественным феноменом, образовавшимся в соответствии с неким естественным законом, о котором мы практически ничего не знаем?
– Именно так! Осмелюсь сказать, он не будет скован временем и пространством так, как якобы скованы мы. Это неверно. Время – в крайнем случае, легкий туман, окружающий нас в вечности. Привычные нам время и пространство могут оказаться всего лишь легкими облачками посреди бесконечности. Жизнь, чем бы она ни была, возможно, не имела начала. Должно быть, существует некий творческий импульс, из-за которого ты не можешь вернуться в нулевую точку, и поэтому не можешь, как бы далеко ни зашел, проникнуть в ничто.
Дороти снова рассмеялась.
– Ради бога, давайте не будем рассуждать абстрактно! – воскликнула она. – От абстракций у меня кружится голова, я женщина практичная. Давайте вернемся к теме. В бытии, кажется, есть пропасть, и мы зовем ее смертью. Но я не могу поверить, будто это
– Невозможно, – сказал я. – Вы не сможете установить с нами связь после смерти, вы не можете сообщить нам ничего, что мы не могли бы знать и о чем не могли бы догадаться, основываясь на знакомстве с вами.