Читаем Книги Судей полностью

– Мой дорогой, успокойтесь и послушайте. Я возьму маленькую шкатулку и положу в нее несколько предметов. Никто кроме меня не будет знать, что лежит внутри: может, ключ, или цветок, или кольцо, или лист бумаги с написанными на нем словами, карандаш, фотография, резинка, шнурок от ботинка, монетка, карта, камешек, булавка для галстука, печенье, книга… Я могу выбрать что угодно. Что ж, когда я сделаю выбор, я запечатаю пакет, отправлю в свой банк и оставлю в своем завещании указание – пакет будет выдан одному из вас, когда вы придете и потребуете его. Но вы оба должны мне обещать, что не станете требовать его, пока не убедитесь, что я передала вам из другого мира, как мы его называем, информацию о том, что находится внутри. Тогда вы узнаете, что́ в шкатулке; и если вы обнаружите, что из всего многообразия предметов, которые я могла туда положить, внутри именно те, о которых я вам сообщила, – тогда у вас будет превосходное доказательство, что информация получена от меня.

– Неплохая идея, – сказал Хью. – Как жаль, что вас не будет здесь, Дороти, и вы не увидите успех своего эксперимента.

– Мой дорогой, я буду там, – сказала она. – Если в грядущем своем существовании, после смерти, я смогу послать вам с помощью каких-либо средств верное сообщение о том, что́ находится в шкатулке, то полагаю, я узнаю об этом. И в любом случае вы будете удовлетворены, узнав от меня, с другой стороны пропасти, то, что неизвестно никому живому. Это будет замечательное, точное, практичное доказательство, что я все еще существую и что моя индивидуальная память связана с привычным миром.

Идея была интересной, и мы обсуждали ее еще примерно четверть часа, оговаривая моменты, которые могут подвергнуть сомнению доказательство. Следовало предпринять очевидную предосторожность: до вскрытия пакета мы должны записать и заверить переданное нам сообщение о том, что содержится внутри.

– И еще кое-что, – сказал я. – Хью часто снятся очень странные и яркие сны. Ему может присниться после вашей печальной смерти, дорогая Дороти, будто вы сказали ему, что в пакете. И тогда, если мы откроем пакет и обнаружим, что его содержимое никак не соответствует приснившемуся, остроумная проверка провалится. Думаю, мы должны исключить получение информации посредством сновидений. Не будем рисковать.

– Согласен, – сказал Хью. – И я бы хотел исключить медиумов. Скорее всего, мы будем представлять себе, что может составлять ваше посмертное послание, и медиум прочитает наши мысли. Я голосую против снов и медиумов.

– Остается не так уж много способов связи, – сказал я.

– Вот и хорошо, – кивнула Дороти. – Если после смерти я обнаружу, что могу связаться с вами, я сделаю это без помощи снов или медиумов. Как именно – пока не знаю.

– Тогда вот что еще, – сказал я. – Возможно ли, что после смерти наша память о земных делах может быть очень тусклой и смутной? На сеансах часто случается, что контактирующий дух не может правильно назвать имена даже тех, кого он хорошо знал при жизни и с кем хотел пообщаться. «Это Генри? Или Чарльз?»

Дороти встала, чтобы погреть руки у огня.

– Если я забуду, что положила в пакет, – твердо сказала она, – то, должно быть, я утрачу всякую индивидуальность. Дороти Крофтс – это я – просто не сможет забыть о тех потрясающих вещах, которые она положит туда. Если она забудет – значит, она прекратила существование. Выживание личности – вот чего мы хотим достичь.

На Дороти было ожерелье из лунных камней, и, когда она повернула голову, я увидел, что один из них пропал.

– Из вашего ожерелья выпал камень, – сказал я.

– Да, знаю. Он выпал, когда я одевалась. Но все в порядке, я убрала его… Как же стало холодно!

– Очаровательный климат! – заметил я. – Проделывает колдовские трюки, чтобы взбодрить нас.

В комнате и правда стало жутко холодно, хотя огонь горел жарко, и, подложив еще угля, я подошел к окну и раздвинул шторы, чтобы посмотреть, не надвигается ли на нас приятный сюрприз в виде снежной бури. Но вечер был ясным, и я открыл окно. Поток теплого воздуха ворвался внутрь: несмотря на отопление, в комнате было определенно намного холоднее, чем на улице.

Дороти села за карточный столик, приготовленный для бриджа.

– Снег уже выпал? – спросила она.

– Вовсе нет. На улице намного теплее, чем здесь.

– Странно, – сказала она. – Я знаю, что такое несколько раз случалось на сеансах, когда что-то действительно выходило на связь. На самом деле здесь не холодно и термометр вовсе не опустился.

Термометр висел на стене далеко от камина, и Хью посмотрел на него.

– Шестьдесят пять[17], – сказал он. – Но, кажется, холоднее. Думаю, все из-за нашего жуткого разговора. Кстати, сегодня день всех усопших.

– Боже их благослови! – сказала Дороти. – А теперь я на несколько минут отвлекусь на фокусы, после чего пойду домой.

– Что на этот раз? – спросил я.

– Понятия не имею. В этом и веселье. Но я знаю, что что-то случится. Я всегда такое чувствую.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека Лавкрафта

Дом о Семи Шпилях
Дом о Семи Шпилях

«Дом о Семи Шпилях» – величайший готический роман американской литературы, о котором Лавкрафт отзывался как о «главном и наиболее целостном произведении Натаниэля Готорна среди других его сочинений о сверхъестественном». В этой книге гениальный автор «Алой буквы» рассказывает о древнем родовом проклятии, которое накладывает тяжкий отпечаток на молодых и жизнерадостных героев. Бессмысленная ненависть между двумя семьями порождает ожесточение и невзгоды. Справятся ли здравомыслие и любовь с многолетней враждой – тем более что давняя история с клеветой грозит повториться вновь?В настоящем издании представлен блестящий анонимный перевод XIX века. Орфография и пунктуация приближены к современным нормам, при этом максимально сохранены особенности литературного стиля позапрошлого столетия.

Натаниель Готорн

Классическая проза ХIX века / Прочее / Зарубежная классика

Похожие книги

Африканский дневник
Африканский дневник

«Цель этой книги дать несколько картинок из жизни и быта огромного африканского континента, которого жизнь я подслушивал из всего двух-трех пунктов; и, как мне кажется, – все же подслушал я кое-что. Пребывание в тихой арабской деревне, в Радесе мне было огромнейшим откровением, расширяющим горизонты; отсюда я мысленно путешествовал в недра Африки, в глубь столетий, слагавших ее современную жизнь; эту жизнь мы уже чувствуем, тысячи нитей связуют нас с Африкой. Будучи в 1911 году с женою в Тунисии и Египте, все время мы посвящали уразуменью картин, встававших перед нами; и, собственно говоря, эта книга не может быть названа «Путевыми заметками». Это – скорее «Африканский дневник». Вместе с тем эта книга естественно связана с другой моей книгою, изданной в России под названием «Офейра» и изданной в Берлине под названием «Путевые заметки». И тем не менее эта книга самостоятельна: тему «Африка» берет она шире, нежели «Путевые заметки». Как таковую самостоятельную книгу я предлагаю ее вниманию читателя…»

Андрей Белый , Николай Степанович Гумилев

Публицистика / Классическая проза ХX века
Плексус
Плексус

Генри Миллер – виднейший представитель экспериментального направления в американской прозе XX века, дерзкий новатор, чьи лучшие произведения долгое время находились под запретом на его родине, мастер исповедально-автобиографического жанра. Скандальную славу принесла ему «Парижская трилогия» – «Тропик Рака», «Черная весна», «Тропик Козерога»; эти книги шли к широкому читателю десятилетиями, преодолевая судебные запреты и цензурные рогатки. Следующим по масштабности сочинением Миллера явилась трилогия «Распятие розы» («Роза распятия»), начатая романом «Сексус» и продолженная «Плексусом». Да, прежде эти книги шокировали, но теперь, когда скандал давно утих, осталась сила слова, сила подлинного чувства, сила прозрения, сила огромного таланта. В романе Миллер рассказывает о своих путешествиях по Америке, о том, как, оставив работу в телеграфной компании, пытался обратиться к творчеству; он размышляет об искусстве, анализирует Достоевского, Шпенглера и других выдающихся мыслителей…

Генри Валентайн Миллер , Генри Миллер

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Дело
Дело

Действие романа «Дело» происходит в атмосфере университетской жизни Кембриджа с ее сложившимися консервативными традициями, со сложной иерархией ученого руководства колледжами.Молодой ученый Дональд Говард обвинен в научном подлоге и по решению суда старейшин исключен из числа преподавателей университета. Одна из важных фотографий, содержавшаяся в его труде, который обеспечил ему получение научной степени, оказалась поддельной. Его попытки оправдаться только окончательно отталкивают от Говарда руководителей университета. Дело Дональда Говарда кажется всем предельно ясным и не заслуживающим дальнейшей траты времени…И вдруг один из ученых колледжа находит в тетради подпись к фотографии, косвенно свидетельствующую о правоте Говарда. Данное обстоятельство дает право пересмотреть дело Говарда, вокруг которого начинается борьба, становящаяся особо острой из-за предстоящих выборов на пост ректора университета и самой личности Говарда — его политических взглядов и характера.

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Чарльз Перси Сноу

Драматургия / Проза / Классическая проза ХX века / Современная проза