Книги Судей

Она откинулась на стуле за карточным столом, где лежали карандаши, маркеры и две новые колоды карт, опустила руки на край и расслабилась. Две или три минуты она сидела, мы смотрели на нее, и потом донеслось несколько резких стуков – очевидно, из приемника, который стоял на пианино в нескольких футах от нас. Одновременно одна из колод рассыпалась по столу, словно кто-то снял карты, а потом перевернул лицевой стороной. Наверху лежал джокер.

– Великолепно! – сказал Хью.

Едва он успел договорить, как Дороти отодвинулась назад на своем стуле.

– Что-то приближается, – сказала она. – Но это делаю не я… это не связано со мной…

Из репродуктора раздался звук, словно кто-то говорил шепотом. Потом я отчетливо услышал слова, произнесенные голосом, который когда-то был мне знако́м.

– Дороти, ты меня слышишь? Ты меня слышишь, Дороти?

Она подбежала к приемнику.

– Ах, да, да! – закричала она. – Это ты, Норман! Ох, наконец-то! Говори, мой дорогой! Я здесь.

Сначала тишина, и потом опять, едва слышно, раздался шепот.

– Это было сложно, – сказал он. – Но я сделал это, дорогая.

Тишина, и вскоре Дороти повернулась к нам, вытирая глаза.

– Слава Богу за это, – сказала она. – Это был голос Нормана: я узна́ю его из тысячи! Теперь я должна идти. Больше никаких колдовских трюков.

* * *

Они с Хью ушли вместе, и когда я вернулся, посадив их в такси, в комнате, где еще пять минут назад было чертовски холодно, стало почти угнетающе жарко. Дороти не раз предупреждала: впечатление холода иногда возникает на сеансах, когда близится некое проявление, и очень странно, что сразу после того, как мы почувствовали холод, из репродуктора раздался голос, в котором Дороти узнала голос мужа. Мне голос тоже показался знакомым, и когда она сказала, что голос принадлежит Норману, я признал, что она права. Но мы услышали лишь несколько слов, и это «доказательство» почти ничего не стоило: я был уверен только в том, что сегодня возникли какие-то серьезные неполадки на радиостанции. После из приемника полились буйные звуки джаза, и я выключил его. Настало время ложиться, и я собрал карты, которые все еще лежали веером на столе. Но джокер, как я отчетливо запомнил, лежавший наверху, исчез. Я везде искал его, но безуспешно.

* * *

Через несколько дней после этой встречи мы встретились с Дороти, и она сказала мне, что собрала пакет и отправила его в банк, отдав все необходимые распоряжения. Я, не особенно задумываясь об этом, начал было гадать, что могла она положить внутрь; на мгновение мне показалось, что пропавший джокер из моей карточной колоды – самый вероятный предмет. А когда месяц или два спустя я увидел, что лунный камень, который выпал из ожерелья Дороти, не вернулся на место, я подумал, что в пакет отправился и он. Исчезновение маленькой фарфоровой кошки с ее письменного стола, которая давно служила талисманом, тоже показалось подсказкой. Честно говоря, я подумал, что Дороти положила в пакет какие-то очевидные вещи, и однажды упомянул в разговоре с ней о своих догадках. Она рассмеялась.

– Очень проницательно! – сказала она. – И все это кажется очень возможным. Но я не могу собрать другой пакет, и мы должны просто оставить все как есть. Однажды вы увидите, насколько были правы или как сильно ошибались, но этого не случится до моей смерти, а возможно, и после. А теперь забудьте обо всем этом. Я покуда не собираюсь умирать.

* * *

Так проходило время. Дороти проводила большую часть каждого года в маленьком домике в Корнуолле, который ей оставил муж, в компании с племянницей Нормана, и в год, предшествующий случаю, который на данный момент является последним в моей истории, я очень редко виделся с ней. И вот однажды утром 2 ноября 1927 года я получил от нее длинное веселое письмо – как обычно, она обещала, что вскоре приедет в Лондон, и предлагала мне посетить ее на Рождество. По чистой случайности – если только в этом мире сложных построений и планов такая вещь как случайность действительно существует – тем вечером со мной ужинал Хью; он напомнил, что ровно пять лет назад мы говорили о пакете, который находится в банке.

– Я почти забыл, – сказал я. – Но когда ты упомянул об этом, я тоже все отчетливо вспомнил. Тем вечером из колоды карт пропал джокер, как и лунный камень из ожерелья Дороти, а впоследствии – и маленькая фигурка кошки с ее письменного стола. Уверен, она положила их в пакет, и поэтому эксперимент уже неточен.

– Я тоже почти забыл о нашем уговоре, – сказал Хью. – Но недавно мне напомнили. Как-то раз после обеда я пошел спать, чего давно уже не делал, и мне приснился чрезвычайно яркий сон на эту тему.

– Но мы решили, что сны не в счет, – сказал я. – И кроме того, Дороти жива. Сегодня я получил от нее письмо.