Книги Судей

Сад, в который они вышли, казался, как заметила Вайолет, настоящими джунглями, настолько буйной была растительность, но было видно, каким прелестным уголком он мог бы стать, – в зарослях все еще теплились следы былого очарования. Для замкнутого пространства здесь было довольно просторно, а высокие каменные стены, пусть они и начали осыпаться, защищали сад от назойливых глаз. Над оградой виднелись верхушки крыш, дымоходы и флюгер церкви. Перед домом располагалась широкая клумба, окруженная оградкой, к ней вела мощеная дорожка, поросшая травой и мхом; затем до дальней стены простиралась лужайка. Слева тянулась решетка для вьющихся растений, а за ней – цветущие фруктовые деревья. В углу, несомненно, когда-то располагался огород, но теперь здесь все оккупировали буйные сорняки. Вьюнок, который когда-то поднимался по стенам ограды, упал на землю, а выродившиеся розы грозились шипами.

Мужчины пошли по лужайке, пробираясь сквозь вереск и густую траву, а Вайолет сказала, что с нее хватит, и присела на камень у дорожки. Очарование этого места боролось с печальным беспорядком, и молодая женщина представляла, как можно все тут обустроить. Она вообразила клумбы с цветущими бутонами, подстриженную лужайку, прополотые дорожки… Но прежде придется разобраться еще кое с чем, помимо сорняков. В саду было что-то неладно, и дело состояло не в запустении: что-то мертвое, но в то же время до ужаса живое будто бы наблюдало за ней, точно так же, как чудилось ей в комнате у лестницы наверху.

Солнце било в лицо, и Вайолет закрыла глаза; она наслаждалась теплом после душной атмосферы дома, но мысленно все время вопрошала: что же могло пробудить в ее душе такое странное волнение? Хью и мистер Ходжкин исчезли за решеткой; их голоса больше не долетали до нее, и она почувствовала себя покинутой… Но нет, она была не одна: кто-то присутствовал рядом – не Хью и не адвокат; кто-то приблизился и посмотрел на нее.

Вайолет открыла глаза, чтобы убедиться – конечно же, никого тут нет, это все воображение выкидывает трюки.

Вскоре ею овладела странная сонливость, и сквозь смеженные веки она увидела какую-то движущуюся тень. Она подумала, что это вернулись мужчины – вот они встали между ней и солнцем; но почему она не слышит их голосов? Может, Хью подумал, что она спит, и хочет дать ей отдохнуть? Если так, пусть лучше отойдет, ведь он загородил ей солнце и, как следствие, похолодало. Она поежилась и снова открыла глаза. Рядом никого не было.

Поразительно… она была уверена, что кто-то стоит перед ней, однако это точно был не Хью, и вокруг не было видно следов человеческого присутствия.

Но вот Хью вышел из-за цветочной решетки и быстро направился к Вайолет.

– Дорогая, – сказал он, – разве здесь не очаровательно? Я выкину весь мусор из дома, вымою, вычищу и восстановлю его. Обставлю мебелью и найму сторожа, а потом мы приведем в порядок сад. Когда все будет пригодно для жилья, мы решим, что делать дальше: сдать в аренду, продать или оставить себе. Какими же странными людьми были мои родственники: жили в убожестве и тесноте, позволили хозяйству прийти в упадок! Но на деньги, которые мне оставили, мы все исправим! Честно говоря, я влюбился в это место, и я ужасно хочу сохранить его…

* * *

Хью приступил к работе с присущей ему кипучей энергией, твердо вознамерившись привести дом в порядок. Они с Вайолет сняли комнаты в ближайшем отеле и проводили жаркие и трудные дни, выкидывая хлам, заполонивший дом, – откладывали бумаги, которые могли бы представлять интерес, чтобы потом просмотреть их. Хлама в доме было предостаточно – вся обивка была испорчена, ковры, шторы и коврики годились только для костра, шкафы были полны изношенных, поеденных молью вещей, подушки и одеяла заплесневели, и нужно было избавиться от всего этого, прежде чем начать ремонт. День за днем в саду на месте огорода тлел костер, разгораясь, когда в него подбрасывали новые порции рухляди. Избавившись от старья, следовало очистить стены от обвисших изорванных обоев, соскоблить выцветшую краску, починить потолки и крышу, обновить двери и окна.

Для Вайолет все это означало нечто большее, чем просто уборка, пусть и масштабная; точно так же, как в дом врывались потоки воздуха и солнечный свет, когда открывали двери и окна, освежая тягостную атмосферу, уборка была для нее символическим знаком некоего внутреннего очищения. И все же, даже когда дом опустел, даже когда ремонт близился к концу, что-то тревожное продолжало носиться в воздухе. С этим домом что-то было неладно: каким-то странным образом тень, появившаяся перед закрытыми глазами Вайолет, когда она сидела в саду, будто вошла внутрь дома и с каждым днем заявляла о себе все чаще.