Читаем Книги Судей полностью

Джек жил у Фрэнка Тревора, хозяина этого замечательного места, уже почти целый месяц; делал эскизы и беседовал об искусстве – в том, что касалось искусства, он не был согласен с Фрэнком ни по одному пункту, допускающему два разных мнения, – а таких пунктов было множество, так что беседовали они целыми днями и значительную часть ночей. Фрэнк, еще больший, чем он сам, поклонник размышлений, около двух месяцев назад завершил портрет, над которым долго работал. Надо знать Фрэнка – работал он всегда очень напряженно, изматывая самого себя, так что теперь проводил время, сидя на солнце в состоянии безмятежности и свободы. Джек на следующий день уезжал и все это утро провел в лесу, заканчивая работу над очаровательным эскизом: вид эстуария сквозь деревья. Во время ланча Фрэнк сказал, что собирается посидеть в саду до чаепития, а потом они могут вместе сходить на реку; но он не появился, и Джек гадал, куда пропал его друг и чем может заниматься.

А в тот самый момент Фрэнк сидел в низком кресле в своей студии, ничего не делая и рассматривая собственную тень. Однако этот день выдался для него довольно эмоциональным, и, если посмотреть на него со стороны, выглядел он возбужденным. В периоды безделья Фрэнк всегда держал дверь своей студии закрытой: он и сам туда не заходил, и не позволял никому другому делать это. Утром ему захотелось почитать книгу, которая, как он думал, находилась в студии. Но прежде чем он добрался до нее, он обнаружил нечто такое, что пробудило все призраки «Декамерона», тщательно запираемые внутри, и это невольно заставило его задуматься.

В своих поисках он снял с полки книгу, до которой не дотрагивался уже несколько лет, и из нее выскользнула пожелтевшая программка одного их парижских кафешантанов. Программка, беззаботно кружа, упала на пол, и когда Фрэнк поднял ее, когда рассеянно бросил взгляд на строчки, вот тогда-то и начали появляться первые призраки. А потом один из них, как жезл Моисея, поглотил все остальные…

Она была с ним на том представлении – да и на других она тоже была с ним…

В следующий момент он смял программку и швырнул ее в нерастопленный камин.

Минуту или две Фрэнк ходил взад-вперед по комнате, поскольку призрак все еще давал о себе знать, а затем (вполне естественная реакция) он снова поднял программку, расправил ее и положил на стол.

Какой жаркой, какой душной была та ночь! Париж задыхался, словно представлял собой одну большую баню. Вскоре они ушли из кафешантана и направились прогуляться в сад. Даже лунный свет казался горячим, а капризный ветер трепал верхушки деревьев, а спускаясь к земле, поднимал облака колючей пыли – ужасная ночь!

На следующий день Фрэнк покинул Париж – у него начинались каникулы. Он провел месяц в Нью-Куэй, на западном побережье Корнуолла. Каким прекрасным был этот отдых! Казалось, решены все проблемы и преодолены все трудности; в тихой заводи вдали от городов и суетливых толп, а главное – вдали от Парижа, прекрасного и ужасного Парижа, – ровным счетом ничего не происходило. Он жил в кругу художников, очаровательного и умного народа; его друзья вели простую, здоровую жизнь; встречаясь, они невинно болтали о закатах и передних планах своих картин. Фрэнк легко влюблялся, был полон сил и старался не вспоминать об улицах и газовом освещении Парижа. Он проводил долгие часы на морском берегу, слушая шелест прибрежных волн, а ночью вместе с рыбаками ловил макрель. Ему приходило в голову, что море – это живое существо, которое спокойно дышит, погруженное в сон, а сам он – вроде младенца на груди моря, отдавшийся его заботам, один во всем мире с этой великой и нежной матерью.

Одним утром – как хорошо он запомнил его! – после ночи, проведенной у моря в размышлениях, он удалился на милю или около того от деревни, где жил. Шел вдоль берега, пока занимался рассвет, и у скалистого мыса встретил рыбаков, которые только что закончили вывешивать сети для просушки. Полуголые – кроме тряпок, повязанных вокруг талии, на них ничего не было, – они сидели вокруг небольшого костра, на котором жарили часть своего улова. Он остановился и заговорил с ними – рыбаки были его старыми знакомыми, – и один из них предложил ему кусок жареной рыбы, а другой дал немного хлеба и сотового меда.

Фрэнк сидел и ел рыбу и мед, пока не наступил день…

В то самое утро он впервые встретил Марджери, свою жену. Она приехала с его друзьями ночным поездом из Лондона, и, когда Фрэнк появился в деревне, они все вместе шли искупаться после ночного путешествия. Он сразу же понял, что во всем мире для него существует только одна женщина.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека Лавкрафта

Дом о Семи Шпилях
Дом о Семи Шпилях

«Дом о Семи Шпилях» – величайший готический роман американской литературы, о котором Лавкрафт отзывался как о «главном и наиболее целостном произведении Натаниэля Готорна среди других его сочинений о сверхъестественном». В этой книге гениальный автор «Алой буквы» рассказывает о древнем родовом проклятии, которое накладывает тяжкий отпечаток на молодых и жизнерадостных героев. Бессмысленная ненависть между двумя семьями порождает ожесточение и невзгоды. Справятся ли здравомыслие и любовь с многолетней враждой – тем более что давняя история с клеветой грозит повториться вновь?В настоящем издании представлен блестящий анонимный перевод XIX века. Орфография и пунктуация приближены к современным нормам, при этом максимально сохранены особенности литературного стиля позапрошлого столетия.

Натаниель Готорн

Классическая проза ХIX века / Прочее / Зарубежная классика

Похожие книги

Африканский дневник
Африканский дневник

«Цель этой книги дать несколько картинок из жизни и быта огромного африканского континента, которого жизнь я подслушивал из всего двух-трех пунктов; и, как мне кажется, – все же подслушал я кое-что. Пребывание в тихой арабской деревне, в Радесе мне было огромнейшим откровением, расширяющим горизонты; отсюда я мысленно путешествовал в недра Африки, в глубь столетий, слагавших ее современную жизнь; эту жизнь мы уже чувствуем, тысячи нитей связуют нас с Африкой. Будучи в 1911 году с женою в Тунисии и Египте, все время мы посвящали уразуменью картин, встававших перед нами; и, собственно говоря, эта книга не может быть названа «Путевыми заметками». Это – скорее «Африканский дневник». Вместе с тем эта книга естественно связана с другой моей книгою, изданной в России под названием «Офейра» и изданной в Берлине под названием «Путевые заметки». И тем не менее эта книга самостоятельна: тему «Африка» берет она шире, нежели «Путевые заметки». Как таковую самостоятельную книгу я предлагаю ее вниманию читателя…»

Андрей Белый , Николай Степанович Гумилев

Публицистика / Классическая проза ХX века
Плексус
Плексус

Генри Миллер – виднейший представитель экспериментального направления в американской прозе XX века, дерзкий новатор, чьи лучшие произведения долгое время находились под запретом на его родине, мастер исповедально-автобиографического жанра. Скандальную славу принесла ему «Парижская трилогия» – «Тропик Рака», «Черная весна», «Тропик Козерога»; эти книги шли к широкому читателю десятилетиями, преодолевая судебные запреты и цензурные рогатки. Следующим по масштабности сочинением Миллера явилась трилогия «Распятие розы» («Роза распятия»), начатая романом «Сексус» и продолженная «Плексусом». Да, прежде эти книги шокировали, но теперь, когда скандал давно утих, осталась сила слова, сила подлинного чувства, сила прозрения, сила огромного таланта. В романе Миллер рассказывает о своих путешествиях по Америке, о том, как, оставив работу в телеграфной компании, пытался обратиться к творчеству; он размышляет об искусстве, анализирует Достоевского, Шпенглера и других выдающихся мыслителей…

Генри Валентайн Миллер , Генри Миллер

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Дело
Дело

Действие романа «Дело» происходит в атмосфере университетской жизни Кембриджа с ее сложившимися консервативными традициями, со сложной иерархией ученого руководства колледжами.Молодой ученый Дональд Говард обвинен в научном подлоге и по решению суда старейшин исключен из числа преподавателей университета. Одна из важных фотографий, содержавшаяся в его труде, который обеспечил ему получение научной степени, оказалась поддельной. Его попытки оправдаться только окончательно отталкивают от Говарда руководителей университета. Дело Дональда Говарда кажется всем предельно ясным и не заслуживающим дальнейшей траты времени…И вдруг один из ученых колледжа находит в тетради подпись к фотографии, косвенно свидетельствующую о правоте Говарда. Данное обстоятельство дает право пересмотреть дело Говарда, вокруг которого начинается борьба, становящаяся особо острой из-за предстоящих выборов на пост ректора университета и самой личности Говарда — его политических взглядов и характера.

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Чарльз Перси Сноу

Драматургия / Проза / Классическая проза ХX века / Современная проза