Книготорговец из Флоренции

Как в свое время самого Ферранте, юного Альфонса обучали латинской литературе, дабы сделать его просвещенным военачальником, подобно Федерико да Монтефельтро и Алессандро Сфорца. Вслед за отцом и дедом он стал постоянным клиентом Веспасиано, который за следующие несколько лет изготовил ему по меньшей мере двадцать шесть манускриптов[577]. И когда в начале весны 1468-го Альфонс покинул Флоренцию, он тоже стал получать письма от Веспасиано. Обращенные к «достославнейшему герцогу и дражайшему государю», они содержали последние новости и суждения о происходящем в Италии.

Глава 18 Второе пришествие

Иоганн Гутенберг не долго пользовался придворной одеждой, а также хлебным и винным содержанием от архиепископа Адольфа. Первопечатник скончался в 1468-м и похоронен в майнцской церкви. Надгробная надпись гласила, что здесь покоится «изобретатель книгопечатания, достойный величайшей хвалы от всех народов и всякого языка»[578].

В Италии на хвалы Гутенбергу и впрямь не скупились. «О достойный немец, изобретатель превосходного искусства! Его следует превозносить в выражениях, приличествующих богам, – писал венецианский врач. – Ибо благодаря его открытию словесность легко постичь и освоить»[579]. Один ученый назвал печатный станок божественным даром, ниспосланным христианскому миру в понтификат Павла II: «Ваш понтификат, и без того славный, останется в веках благодаря этому искусству, принесенному к Вашему престолу»[580]. И это не пустая лесть. В отличие от своих предшественников Николая V и Пия II, Павел не был ученым и гуманистом, однако он сразу ухватился за новую технологию и вскоре уже поручил прибывшему в Рим немецкому типографу Сиксту Риссингеру печатать папские буллы. Он даже часто посещал мастерскую Риссингера, осматривал печатный станок и его продукцию, осознавая, видимо, какие возможности это открывает для распространения религиозных идей.

Выпуск печатных книг мало-помалу набирал обороты. К 1468-му, начиная с первых работ Гутенберга в Майнце, в Европе вышло больше 120 наименований книг. Бо́льшую часть, почти 100, напечатали в Германии. Почти все немецкие типографы печатали готическими буквами, однако в 1468-м аугсбургский печатник Гюнтер Цайнер последовал примеру Свейнгейма и Паннарца, которые перешли на «античные», или «романские», буквы в подражание итальянским писцам, вроде тех, что работали на Веспасиано. Эти двое продолжали трудиться в Палаццо Массимо. Еще один немец, священник Ульрих Ган, в 1467-м открыл в Риме собственную типографию и начал печатать книги.

В 1469-м производство печатных книг выросло еще сильнее. Свыше сорока новых наименований появилось только за этот год, но теперь бо́льшая их часть вышла в Италии. С прибытием Риссингера и Ульриха в Риме стало уже три типографии. Тем временем в Венеции немецкий ювелир Иоганн фон Шпейер получил от сената патент, дающий ему пятилетнюю монополию на печатание книг (которым не успел воспользоваться сполна, так как умер всего несколько месяцев спустя). Летом 1469-го он издал две книги: «Естественную историю» Плиния Старшего и Цицероновы «Письма к близким». В некотором смысле 1469-й стал годом Цицерона. Свейнгейм и Паннарц напечатали три его труда: «Об обязанностях», «Брута» и «Письма к близким». Тем временем Ган выпустил свое издание «Об обязанностях», а также editio princeps (первое печатное издание) «Тускуланских бесед».

В том же 1469-м началось важное сотрудничество. Всякий, печатающий классические тексты, например Цицерона, должен был решать те же проблемы, что Веспасиано: сперва найти надежный «образцовый экземпляр», а затем проверить готовую продукцию на предмет ошибок. Для редактирования своих классических текстов Свейнгейм и Паннарц обратились к неутомимому пятидесятидвухлетнему гуманисту Джованни Андреа Бусси, который с 1466-го был епископом Алерии на Корсике. Он в числе первых начал пропагандировать книгопечатание, заявив в 1468-м, что благодаря этому «восхитительному искусству» даже бедняки смогут собирать библиотеки, ибо печатная книга стоит в пять раз дешевле манускрипта. Он отдавал немцам должное как изобретателям, хотя и замечал, что «их грубые тевтонские имена вызывают улыбку»[581]. Без сомнения, многие улыбались громоздким фамилиям, когда в следующем году типографии в Риме открыли Бартоломеус Гульдинбек и Теобальд Шенкбехер.