К концу 1469-го Лоренцо Медичи стал новым фактическим правителем Флоренции. Его отец, Пьеро Медичи, скончался 2 декабря 1469-го после своей долгой мучительной болезни. Лоренцо к тому времени не исполнилось двадцати одного года, и он еще не занимал никаких постов – флорентийцы считали, что юноши слишком несерьезны, и минимальный возраст для государственных должностей составлял двадцать девять лет. Осенью, когда его отец угасал и терял власть, Лоренцо обратился за военной помощью к миланскому герцогу Галеаццо Марии Сфорца, сыну герцога Франческо, верного союзника Козимо. Однако через несколько дней после смерти Пьеро стало ясно, что миланская помощь не потребуется. Сотни сторонников Медичи собрались во флорентийском монастыре и отправили к Лоренцо делегацию как к наследнику Пьеро. Лоренцо объявил, что лишь нехотя принимает на себя бремя власти из-за «юных лет, а также великой ответственности и опасности», однако соглашается «ради наших друзей и сторонников, ибо во Флоренции богатым людям плохо без помощи государства»[597]
.Лоренцо сохранил традицию Медичи править Флоренцией, оставаясь первым среди равных. Традицию меценатства и благотворительности он тоже сохранил. Его мать Лукреция Торнабуони де Медичи была образованна, дружила с гуманистами и писала изящные стихи о святых и ветхозаветных героинях. Она была столь решительна и обладала такими лидерскими качествами, что Козимо как-то горько назвал ее «единственным мужчиной в семье»[598]
. Они с Пьеро дали Лоренцо прекрасное гуманистическое образование; в частности, он учился у Иоанна Аргиропула. Однако усилиями Фичино Лоренцо предстояло обратиться от Аристотеля к Платону. Летом 1468-го юноша присутствовал на беседах о Платоне, которые Фичино проводил в ротонде, созданной Брунеллески для бывшего монастыря Амброджо Траверсари – Санта-Мария дельи Анджели.Эти беседы сформировали мировоззрение Лоренцо. Позже в философской поэме «Высшее благо» он опишет свой переход в фичиновскую версию платонизма. Поэма эта, написанная по-итальянски, восхваляет «Марсилио из Монтевеккьо», на которого «все милости излили небеса, да будет он зерцалом для людей». Лоренцо описывает встречу с Марсилио в его «очаровательном приюте» за городом – очевидно, на склоне Монтевеккьо, где Марсилио предлагает изложить ему рецепт счастья. После долгой беседы Марсилио раскрывает, что единственный источник истинного счастья – Бог, а значит, вопрос в том, как Его понять и к Нему приблизиться. Дальше идет противопоставление любви и знания. Изучение таких рассудочных философов, как Аристотель, не позволит познать Бога, а следовательно, не принесет счастья. Бог скрывается от ученых, пытающихся анализировать Его природу, объясняет Марсилио, но открывается простым людям, которые Его любят. «Любовь отверзает ворота рая; / любящая душа с пути не собьется, / поиск же знаний часто ведет к смерти»[599]
.Это самая сущность Фичиновой философии. При всей его безграничной эрудиции и широте метафор, вся она сосредоточена главным образом на созерцании и любви. Если Аристотель дает аналитические инструменты для изучения природы, у Платона Фичино нашел духовный опыт. Не аристотелевское исследование фактов внешнего мира, а раздумья о внутренних истинах – этот путь выбрал Фичино. В таких своих диалогах, как «Федон», Платон говорит, что тело нас обманывает: свидетельства чувств, а также телесные страсти и потребности не дают душе постичь истину. Настоящий философ, по Платону, должен «освободиться от тела, как от оков»[600]
. К этому и стремился Фичино. Он считал, что душа может отделяться от тела через созерцание, в котором не только постигает свою божественность, но и через последовательное восхождение непосредственно познает Бога. Постижение это достигается любовью, а не анализом и (в противоположность тому, что утверждает Платон в «Государстве») доступно каждому. Фичино желал, чтобы мы «развязали путы земных оков», «дабы, поднявшись ввысь на платоновских крыльях, под водительством Бога, свободней лететь в вечную обитель»[601].Прогулки Фичино по сельской местности за стенами Флоренции были частью этой философии постижения истины и обретения счастья в уединенных раздумьях. Спор о том, как достичь счастья – активными действиями или созерцательной жизнью, – начатый в греческой философии и христианском богословии, продолжался в сочинениях Петрарки и Данте. В десятой книге «Никомаховой этики» Аристотель назвал созерцательную жизнь наивысшей целью – выше даже добродетельного служения Отечеству. Тем не менее, вооружившись доводами из работ Цицерона и Псевдо-Аристотеля, флорентийские гуманисты, такие как Колюччо Салютати и Леонардо Бруни, деятельно занимались политикой и коммерцией средь городских шума и суеты.