Книготорговец из Флоренции

Платон предложил другой взгляд на место человека в обществе и его цель в жизни. В «Федоне» говорится, что житейские устремления, такие как войны и стяжание богатства, лишают нас досуга для философии. Фичино соглашался, что истину и счастье обретают не в политических собраниях и на рыночных площадях; куда лучше предаваться раздумьям в своем «очаровательном приюте» – маленькой Академии в Кареджи.

Интеллектуальный раскол в тогдашней Флоренции в определенном смысле проходил не столько между Платоном и Аристотелем, сколько между Платоном и Цицероном. Цицерон был неоспоримым авторитетом для первого поколения флорентийских гуманистов, которые восхищались тем, что Леонардо Бруни назвал его «политической деятельностью, его речами и его борьбой»[602]. Однако высокая флорентийская культура отстранялась от деятельности и борьбы. Цицеронов идеал сочетания учености с патриотизмом и гражданскими добродетелями, так любимый прежними гуманистами, не находил опоры в Фичиновых переводах «Герметического корпуса» и диалогов Платона. Для Фичино, державшегося в стороне от политики, земные деяния были не так желанны, как способность через мистическое созерцание воспарить в небесную область любви и света. Легко увидеть, отчего такая философия была по душе Лоренцо, который намеревался для укрепления своей власти ограничить республиканские свободы.

Фичино видел и другую причину приобщить Лоренцо к Платону. В книге пятой «Государства» Платон пишет: «Пока в государствах не будут царствовать философы… государствам не избавиться от зол»[603]. Чтобы государство было здоровым, философия и государственная власть должны соединиться в царе-философе. Фичино не нужно было далеко ходить, чтобы найти такую фигуру во Флоренции; по его словам, Лоренцо достиг того, чего Платон «очень желал великим людям прошлого: соединения философии с наивысшей гражданской властью»[604].

Подобно Фичино, Веспасиано надеялся, что Лоренцо будет ему покровительствовать, как прежде отец и дед. Когда Лоренцо пришел к власти, Веспасиано написал ему, напомнил о своей «исключительной преданности» дому Медичи, а также о проекте, который, по словам Веспасиано, они уже обсуждали, – личной библиотеке Медичи. Он добавил, что обмолвился об этом проекте трем другим своим клиентам – герцогу Альфонсу, Федерико да Монтефельтро и Алессандро Сфорца, которые «чрезвычайно его одобрили; я знаю, что они будут всячески его восхвалять». Дальше он слегка подталкивает Лоренцо к решению: «Чем больше я об этом думаю, тем больше уверяюсь, что дело это будет Вас достойно»[605].

Из того, что Веспасиано упомянул трех высокопоставленных клиентов, легко догадаться – книги для новой библиотеки он хотел готовить сам, как прежде для Козимо и его сыновей Пьеро и Джованни. Лоренцо, безусловно, жадно собирал книги и покровительствовал искусствам. «Лоренцо восхищается редкостями», – писал его друг[606]. За время правления он украсит фамильный дворец поразительными шпалерами, майоликой, геммами, вазами, мраморными скульптурами, древними монетами и медальонами. После визита в Неаполь в 1466-м он стал рьяным ценителем древностей. Посетители с рекомендательными письмами являлись в Палаццо Медичи и просили дозволения осмотреть его сокровища – прекрасные и дорогие «книги, драгоценные камни и скульптуры» (как написал один из них), ставшие достопримечательностью Флоренции[607]. Лоренцо даже владел кольцом, в котором, как говорили, обитал подвластный ему дух. А вот проект Веспасиано Лоренцо не заинтересовал. Ему хватало тех книг, что остались от деда, отца и дяди.

В любом случае Веспасиано был сейчас занят другими заказами. Он по-прежнему работал над десятками манускриптов для Федерико да Монтефельтро, а также, по поручению кардинала Виссариона, над десятитомником святого Августина. Хотя Виссарион и доверил свой трактат о Платоне Свейнгейму и Паннарцу, святого Августина для венецианского собрания он поручил Веспасиано с его проверенными писцами и пергаментом. Этим томам предстояло войти в число самых дорогих манускриптов Веспасиано. Каждый стоил почти пятьдесят флоринов – среднее годовое жалованье учителя. Они были большого формата, красиво написанные и прекрасно иллюминированные.

Над манускриптами для Виссариона команда Веспасиано работала два года, последним томом стал главный труд Августина «О граде Божьем». Однако к тому времени, как манускрипт был завершен, сотни других экземпляров этого труда появились во многих городах Европы – яркое свидетельство той конкуренции, которая ожидала Веспасиано. Свейнгейм и Паннарц первый раз напечатали «О граде Божьем» в Риме в 1467-м. В 1468-м они выпустили второе издание. В том же году в Страсбурге Иоганн Ментелин напечатал несколько сотен экземпляров с ксилографическими иллюстрациями. А в 1470-м Иоганн фон Шпейер и его брат Венделин выпустили в Венеции свое издание – еще сотни экземпляров.