Книготорговец из Флоренции

Епископ Бусси с радостью взялся помогать Свейнгейму и Паннарцу; посодействовал и папа Павел, открывший ему доступ к манускриптам из собрания Николая V. Бусси разбирал для немцев отрывки на древнееврейском, арабском и греческом, выискивал для сравнения старые кодексы, сверялся с конспектами лекций своих давних наставников. В 1469-м с печатного станка Свейнгейма и Паннарца потекли тексты под редакцией Бусси: «Письма к близким» Цицерона, «История от основания города» Ливия, «География» Страбона, «Фарсалия» Лукана, «Энеида» Вергилия и еще одно любимое сочинение гуманистов, «Аттические ночи» Авла Геллия. Немудрено, что Бусси, по собственным словам, жил в эти годы «как будто запертый в бумажной тюрьме»[582].

Свейнгейм с Паннарцем отпечатали в 1469-м еще одну книгу, хотя этому тексту редактура епископа Бусси не понадобилась. Кардинал Виссарион наконец завершил свой десятилетний труд «Adversus calumniatorem Platonis» («Против клеветника Платона») – защиту философа от нападок Георгия Трапезундского. Виссарион написал трактат по-гречески, сам перевел на латынь, а закончив в 1466-м перевод, понял, что его латынь неестественна, а значит, уязвима для критики и насмешек. Тогда он нанял Никколо Перотти перевести изящнее. Итогом стало 747-страничное введение в платоническую философию, в котором, по словам современника, явилось «сильнейшее желание» Виссариона «ответить Георгию немедленно и сокрушительно»[583].

Это желание, несомненно, и подвигло Виссариона размножить свое громкое ответное обвинение с помощью нового средства – печатного станка. Свейнгейм и Паннарц напечатали 300 экземпляров – на тридцать больше своего обычного тиража. Этот излишек Виссарион бесплатно разослал друзьям-ученым (снабдив каждую книгу сопроводительным письмом), чем сразу обеспечил широкую читательскую аудиторию. Чтобы поддержать его проплатоновскую пропаганду, Перотти собрал отзывы ученых и опубликовал в виде брошюры, что можно считать первой рекламной кампанией в книжном деле. Перотти даже подправил некоторые отзывы, чтобы они выглядели более восторженными[584].

В 1462 году в Майнце печатный станок стал орудием межпартийной борьбы. В 1469-м Виссарион прибег к этой новой технологии в пропагандистской войне с Георгием Трапезундским. Превосходство Платона и репутацию Плифона должны были защитить от клеветы аристотеликов сотни экземпляров печатной книги.

У Виссариона была и другая задача, важнее даже, чем дать отпор Георгию Трапезундскому, – «собрать и сохранить почти все труды греческих мудрецов»[585]. Пятнадцать лет его посланцы прочесывали города на востоке, занятые турками или готовые пасть под натиском врага. Денег Виссарион не жалел. Согласно разным источникам, он потратил от 15 000 до 30 000 дукатов. В 1468 году его библиотека включала 746 манускриптов, из них 482 на греческом – лучшее и самое обширное собрание греческой литературы того времени[586]. Теперь, когда Виссариону было под семьдесят, он задумался, что станет с этими сокровищами после его смерти. Естественно было бы подарить книги Флоренции, где столько знатоков углублялись в эллинскую премудрость, а Медичи покровительствовали библиотекам. Можно было передать их в Ватиканскую библиотеку, поскольку в Риме теперь было три типографии, в первую очередь та, что принадлежала Свейнгейму и Паннарцу. Они издавали классику, а значит, рано или поздно манускрипты превратились бы в печатные книги и тексты точно бы не погибли.

Однако Виссарион выбрал Венецию и пожертвовал свои книги базилике Сан-Марко. И не потому, что ученые там были лучше (в 1460-х Венеция в интеллектуальном смысле сильно уступала Флоренции, Риму и Неаполю), но из-за ее географического положения между Западом и Востоком и, главное, из-за того, что считал ее политически стабильной. К тому же, как заметил Веспасиано, Виссарион был «в самых дружеских отношениях с венецианцами»[587]. Его, очевидно, не смутило то, что случилось с библиотекой Петрарки, – через сто лет после его смерти она, несмотря на обещания правительства выстроить для нее здание, истлевала и рассыпалась в заброшенном помещении под крышей Сан-Марко.

В мае 1468-го Виссарион написал дожу Кристофоро Моро, обосновывая свой дар пламенным призывом к учению. Он указал, что «нет более почетного достояния, более ценного сокровища», чем книга. «Книги живут, они разговаривают и беседуют с нами, учат нас, наставляют и утешают». Книги возвращают прошлое и помещают его перед нашими глазами, дают примеры для подражания, рассказывают и о человеческом, и о божественном. Без них мы были бы «невежественными варварами». Далее Виссарион упомянул «падение Греции и прискорбный захват Константинополя» и объяснил свое желание, чтобы собранные им книги «не рассеялись вновь и не затерялись»[588]. Как истый гуманист, он поручил сделать их доступными для публики (как во флорентийской библиотеке Сан-Марко) в присутствии двух хранителей.