Книготорговец из Флоренции

Императора встретили у ворот Флоренции многочисленные сановники, затем под огромным балдахином сопроводили в город, где Леонардо Бруни произнес приветственную речь по-гречески. Тут разверзлись хляби небесные, и участники торжественной церемонии бросились спасаться от дождя. Зрители на крышах и балконах попрятались в дома, а императорская свита в потоках воды, текущей по мостовым, поспешила в приготовленный для нее великолепный дворец, который очень вовремя освободился в 1434-м, когда Козимо отправил в изгнание его владельца, состоятельного купца. Ливень был лишь первым из дурных предзнаменований, в числе которых были две падучие звезды и неумолкающий вой императорского пса.

На гостей город произвел должное впечатление. Русский из свиты Исидора, митрополита Киевского, назвал «славный град Флоренцию» самым великолепным из всех, что он видел по пути через Италию[153]. Гости могли не только любоваться дворцами, церквями и, разумеется, огромным новым куполом, но и восхититься изобретательностью флорентийцев. Филиппо Брунеллески устроил воздушные акробатические спектакли в церквях Сантиссима Аннунциата и Санта-Мария дель Кармине. Русский епископ Авраамий Суздальский описал «великое и чудесное представление» Благовещения Пресвятой Девы в первой, где дети, изображавшие ангелов, парили вкруг озаренного сотнями свечей подобия небес, – «красивое и чудесное это зрелище!». «Вознесение Христа» в Санта-Мария дель Кармине было еще поразительней: молодого актера, игравшего Христа, на веревках подняли в небо к Богу Отцу, «хитрым устройством держащемуся» в окружении поющих ангелов и множества горящих свечей. «Не могу такого хитрого зрелища оставить в забытьи. Ради воспоминания написал, потому что чудное это зрелище и несказанное. И радостью оно преисполнено», – закончил свой рассказ Авраамий[154].

Иоанн VIII Палеолог (1392–1448): терпящий бедствие правитель, которого Веспасиано назвал «императором Константинополя»

Все это Авраамий видел в «славном граде Флоренции» – слова, которые повторяются во многих воспоминаниях. Молодой дипломат из Испании, завершая трехлетнее путешествие, в ходе которого посетил Рим, Венецию, Иерусалим, Каир и Константинополь, провел во Флоренции восемь дней, «осматривая город, один из самых красивых в христианском мире, как по красоте, так и по величию, и по богатству, и управлению». Он восхищался чистыми, содержащимися в порядке улицами, приятными домами, великолепными церквями и монастырями, башней, которая «вся доверху с узорами из мрамора», и «лучшими в мире» больницами. Его заворожила политическая система, в которой люди выбираются по жребию, «и иногда достается он сапожнику, а иногда кабальеро, но лучшего управления и не придумаешь». Он заключил, что флорентийцы воистину особенный народ, «и разве не будут вознаграждены столь благоразумные люди?»[155]

И еще одно во флорентийцах впечатлило и, возможно, изумило гостей. Византийский философ и богослов Геннадий Схоларий, знаток Аристотеля, писал своим ученикам: «Поколения итальянцев, которых мы некогда считали варварами, ныне занялись учеными штудиями»[156].

Если гости в 1439 году нашли Флоренцию удивительной, то и сами экзотические пришельцы произвели на горожан неизгладимое впечатление. В частности, флорентийцев зачаровал сорокашестилетний император в шляпе, чьи поля выдавались вперед, подобно носу корабля. Со временем и самого Иоанна, и его головной убор запечатлели на различных медалях и картинах, включая «Бичевание Христа» Пьеро делла Франческа.

Император был страстным книгочеем. Он поглощал труды по военной стратегии, но также ежедневно читал Платона и Аристотеля. Отец, которому он наследовал в 1325-м, полагал, что любовь к литературе и философии до добра не доведет: «Боюсь, что упадок нашего дома может проистечь из его поэм и дебатов»[157]. Однако в 1439-м для спасения Византии требовались люди образованные. Император привез с собой лучших философов и ученых, которые могли дискутировать с латинянами. Они, с их идеями и книгами, оставили еще более яркий след, чем императорская шляпа.

Эти ученые мужи уже показали себя в Ферраре. Весной 1438-го глава латинской делегации кардинал Чезарини давал в Ферраре пиры, на которые приглашал самых видных членов византийской делегации. В их числе были Георгий Гемист Плифон и его бывший ученик Василий Виссарион. Беседа естественно перетекала с богословских дебатов о чистилище и Троице к философским материям, Платону и Аристотелю.