Читаем Книжка-подушка полностью

Наступает Новый год, снежный праздник, а я поставлю текст о пляжной Италии, не имеющий к сегодняшнему дню никакого отношения. Зачем он здесь? Затем, что книжка кончается, и он здесь нужен.

Душенька

Согласимся с банальностью: Италия это красота. И пойдем дальше: красота это Италия. Чего уж там. Никакой пластики, кроме итальянской, не существует в природе. Ну, или скажем чуть более аккуратно, не существует в Европе. Возьмем любой прекраснейший город Старого Света – Прагу, Вену, Париж или Петербург, – он на свой лад, разумеется, (на свой! на свой!) трактует одно: Италию. Во всех ты, Душенька, нарядах хороша, во всех обличиях, в любую эпоху; и древности у тебя лучшие, и романика, и даже готика, а барокко вообще это ты, и Палладио, конечно, Палладио, и даже мертвый девятнадцатый век в тебе дышит и животрепещет. А модернизм? Лучший в мире модернизм! Пока граница была на замке, мы, сидя дома, питались иллюзиями: ужасна наша революция, бессмысленная и беспощадная, зато стиль Сталин это о-го-го, полноценная модернистская утопия. Совестно вспоминать такую чепуху. Прыщ этот стиль Сталин, надувшийся, рыхлый прыщ, тупая неповоротливая бутафория. А у Муссолини громады как доспехи – гулкие, звенящие – натянутая тетива тугого лука. Сталин супротив Муссолини все равно, что плотник супротив столяра.

Это я только про камни, а Италия еще – и краски, и линии, и звуки, и слова, и море, и горы, и долы, и сады в камелиях, и небо в пиниях.

Но и на солнце есть пятна. Точнее, пятно. Маленькое такое пятнышко, длиной в два с половиной десятилетия – с девяностых годов девятнадцатого столетия и по роковой 1914 год. Тотальное шествие модерна по всей Европе – однотипное, победоносное – обернулось здесь стилем «либерти». Чужая, заемная мода, добравшаяся из Лондона и Барселоны, сочиненные растительные орнаменты, кривые линии, поставленные на промышленный поток. Детская песочница вкуса. В любом другом месте она вызывает умиление, тут – пожатие плеч. Модерн в Италии это – как если б Чечилии Бартоли предложили спеть на Евровидении. Чего не спеть-то? Она умеет.

Модерн и есть евровидение – в прямом смысле слова. Первое в истории.

С него и началось настоящее освоение тосканского побережья. Это была Новая Рига столетней давности, и, как уважающая себя Новая Рига, она тут же украсилась коттеджным поселком. Домик, садик, палисадник, все это крохотное, тесное, неотличимое друг от друга, с одним каким-нибудь, простодушным изгибом, одним, прости господи, лотосом – счастье менеджера среднего звена, купленное в кредит. Это третья, четвертая, седьмая линия. А на первой, с видом на море, многоэтажные доходные дома, притворяющиеся оте-лями, в мавританском или неоклассическом стиле, что совершенно все равно, одинаковые на всех побережьях, от Лиссабона до Баку, на один манер безликие, на один манер достойные, как у людей, с тоскующими во дворе пальмами. Вдоль пляжа – эспланада: купальни, давно превращенные в бутики, с большими обзорными витринами. Километры песка и параллельно – километры мелких, как песок, бриллиантов. Таков Виареджо.

Всего три часа пехом (10 минут на машине) отделяют Виареджо от Форте деи Марми, а мир уже другой: все то же, да не то. Нет эспланады, вместо нее пирс, уходящий в море. Не было типовых купален, не из чего делать бутики. Их и не видно. Зато есть чем дышать, есть где развернуться, есть даже пустоты – свободное место, пространство для прихоти, дух небрежности, верный признак того, что здесь гораздо дороже. Никакой кучности – особняки, просторно, вольготно утопающие в садах, разреженный воздух и сосны: в рачительном Виареджо их повырубали, заключив остатки в парки – гетто для общественного пользования. А тут повсюду пинии – домов гораздо меньше, чем деревьев. Да и дома все разностильные, разновременные; кое-где попадается модерн, но нет удушающей цельности: она распалась на кусочки, пыльные и человечные. С Новой Риги мы выбрались на Рублевку, в старо-дачное место. Дойдя до этого открытия, понимаешь, почему здесь так много русских: они из Жуковки летают в Жуковку.

Свинья грязи найдет. Но всякий раз поражаешься, с какой безошибочной точностью у нас это получается. Из всего немыслимого многообразия Италии мы выбрали ничтожнейшую микроскопическую подробность, сто двадцать восьмую по значению – Жуковку у моря. Ни горы Тосканы, ни дали Умбрии, ни маркеджанские холмы, ни средневековые замки, ни барочные палаццо, ни мраморы, ни плафоны, ни терракотовые полы, а свое, до отвращения родное, но по цене дворца – дачка с вьюном на участке с соснами. Чтобы как дома, но совсем прекрасно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мохнатый бог
Мохнатый бог

Книга «Мохнатый бог» посвящена зверю, который не меньше, чем двуглавый орёл, может претендовать на право помещаться на гербе России, — бурому медведю. Во всём мире наша страна ассоциируется именно с медведем, будь то карикатуры, аллегорические образы или кодовые названия. Медведь для России значит больше, чем для «старой доброй Англии» плющ или дуб, для Испании — вепрь, и вообще любой другой геральдический образ Европы.Автор книги — Михаил Кречмар, кандидат биологических наук, исследователь и путешественник, член Международной ассоциации по изучению и охране медведей — изучал бурых медведей более 20 лет — на Колыме, Чукотке, Аляске и в Уссурийском крае. Но науки в этой книге нет — или почти нет. А есть своеобразная «медвежья энциклопедия», в которой живым литературным языком рассказано, кто такие бурые медведи, где они живут, сколько медведей в мире, как убивают их люди и как медведи убивают людей.А также — какое место занимали медведи в истории России и мира, как и почему вера в Медведя стала первым культом первобытного человечества, почему сказки с медведями так популярны у народов мира и можно ли убить медведя из пистолета… И в каждом из этих разделов автор находит для читателя нечто не известное прежде широкой публике.Есть здесь и глава, посвящённая печально известной практике охоты на медведя с вертолёта, — и здесь для читателя выясняется очень много неизвестного, касающегося «игр» власть имущих.Но все эти забавные, поучительные или просто любопытные истории при чтении превращаются в одну — историю взаимоотношений Человека Разумного и Бурого Медведя.Для широкого крута читателей.

Михаил Арсеньевич Кречмар

Приключения / Природа и животные / Прочая научная литература / Образование и наука / Публицистика
Кланы Америки
Кланы Америки

Геополитическая оперативная аналитика Константина Черемных отличается документальной насыщенностью и глубиной. Ведущий аналитик известного в России «Избор-ского клуба» считает, что сейчас происходит самоликвидация мирового авторитета США в результате конфликта американских кланов — «групп по интересам», расползания «скреп» стратегического аппарата Америки, а также яростного сопротивления «цивилизаций-мишеней».Анализируя этот процесс, динамично разворачивающийся на пространстве от Гонконга до Украины, от Каспия до Карибского региона, автор выстраивает неутешительный прогноз: продолжая катиться по дороге, описывающей нисходящую спираль, мир, после изнурительных кампаний в Сирии, а затем в Ливии, скатится — если сильные мира сего не спохватятся — к третьей и последней мировой войне, для которой в сердце Центразии — Афганистане — готовится поле боя.

Константин Анатольевич Черемных

Публицистика
Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное