Г. Г.: «Озон» недавно прислал топ-100 бестселлеров детской литературы. Я не поленился и посчитал, получилось следующее: из этой сотни: 6 книжек – репринтное переиздание советских книг, 25 – русских художников, а 69 книг – переиздание западных авторов, западные макеты, западные художники. Эти деньги мы могли бы вкладывать в наших русских художников, а мы их отправляем на запад.
А.Б.: Большая проблема в том, что в России художник не может прожить на те деньги, которые он зарабатывает на книгах. Издательства покупают права на зарубежные книги, как правило, за копейки.
Г. Г.: 1500–2000 евро.
А.Б.: Ты за эти деньги не наймешь русского художника, он только каменный крест себе на могилу заработает.
Г. Г.: И какой выход из этого?
А.Б.: Государство должно поддерживать культуру. Давать издателям преференции, отменить НДС, проводить конкурсы, предоставлять площадки для распространения. Чтобы «Белинского и Гоголя с базара понесли».
С.З.: У нас есть государственные программы Федерального агентства, теперь уже Минцифры, правительства Москвы. Но все это очень небольшая поддержка. Здесь еще и проблема рентабельности книг. При сокращении тиражей, а сейчас средний тираж в России 3700 экз., резко сокращается доходность книгоиздания.
А.Б.: Надо издавать меньше, но лучшего качества.
Культурный код Андрея Бондаренко
С.З.: Андрей Леонидович, каков ваш культурный код. Какие объекты искусства – музыка, театр, кино, живопись – описывают ваш мир?
А.Б.: Я довольно много работаю в театре, правда, теперь не как сценограф: делаю плакаты, программки, рекламное оформление спектаклей для Бородина в Российском академическом молодежном театре (РАМТ). Работаю в театре им. Маяковского, делаю большую часть внешнего рекламного оформления. Люблю театр, сегодня, например, иду на премьеру нового спектакля (кстати, по книжке, которую я сделал в издательстве Corpus), так совпало… Музыку с годами стал меньше слушать, фильмов, наверное, тоже стал меньше смотреть. Очень много работы, но все равно я в этом варюсь – все равно это и фильмы, и театр, и музыка. На художественные выставки стал гораздо меньше ходить. Из современного советского искусства мало что трогает.
Г. Г.: Из современных писателей кого выделяешь?
А.Б.: Для меня это однозначно Володя Сорокин. Виктор Пелевин не совсем мой писатель. Из западных авторов, наверное, больше всего жду книг Мишеля Уэльбека. Любимый поэт – Александр Ерёменко. Я очень любил покойного Асара Эппеля, незаслуженно забытого сегодня… Есть писатели, которые уходят, но потом они вернутся, как, например, Василий Аксёнов. Я считаю, что имена, которые на века, позже всплывут, их переоткроют заново. Литература имеет какую-то свою жизнь после смерти, это же вечность. Люди типа того же Сигизмунда Кржижановского ушли, их никто не помнил, потом они как-то стали появляться благодаря издателям, тому же «ОГИ». Мы выпустили шесть томов Кржижановского, буквально из небытия появился большой русский писатель. О современной литературе тяжело говорить, она пока неотфильтрована. Вот Сорокин или Пелевин отфильтровались самим течением жизни. Конечно, у нас есть замечательные писатели, например, Леонид Юзефович или Алексей Иванов, Михаил Гиголашвили… Отдельное совпадение – с Михаилом Шишкиным. Я въехал в свое время в квартиру, в которой и о которой он писал «Взятие Измаила». Я даже подписывал с ним договор купли-продажи. Он тогда не был еще известным писателем, просто учителем, уехавшим в Швейцарию, он не знал меня как книжного художника, так как еще не издавался. Я прожил в этой квартире несколько лет, а потом читал роман и чувствовал, какой кровью он написан. И вообще, я люблю авторов, которых оформляю, в творчество которых вживаюсь…